Все это доказывает, что время и пространство неразделимы и что обособляем мы их условно. Это создает ту же иллюзию, что и глициния, которая обвивается вокруг столбика с проворством рептилии и кажется человеческому глазу одним целым с этим мертвым столбиком.

*

В доказательство того, что время — не более чем обман, можно привести следующий пример: положим, какой-нибудь аппарат покинет свою систему и переместится в нашу, тогда наша атомная пыль превратится для него в миры, а его миры превратятся позади него в атом. Если после этого он вернется к себе, то с начала его путешествия до момента возвращения пройдут тысячи лет. Но, как я уже говорил, при возвращении в систему перспектива меняется, и, несмотря на промчавшиеся века, аппарат вернется в свой мир по окончании нормального времени полета. В то же время, если при помощи какого-нибудь приспособления наблюдатель получит возможность рассматривать наши миры из своего дома и вблизи, то это вблизи все равно будет далеко, и они предстанут перед ним в виде постоянно бомбардирующего себя атома. Поэтому человек носит в себе смутные и противоречивые представления о мгновенности и длительности, от которых ему не по себе, но причину этого он выявить не в состоянии.

Время в нашем случае будет играть роль, которую обычно играет пространство, а потом оно снова станет временем путешествующего — равно как и его дом снова станет домом, когда самолет снизит высоту: для человеческого зрения он не был им, пока человек находился в воздухе (и только разум вносил поправку), но оставался домом для тех, кто в нем жил и ожидал возвращения путешественника.

Понимай кто может. Понять нелегко, потому что это слишком просто. Человек все усложняет, поскольку всегда начинает движение с левой ноги. Я думаю, начни он с правой, ему бы повезло больше и неразрешимому нашлось бы решение.

Я уже писал, каким образом различаются время и пространство: вещи, от которых мы удаляемся в пространстве, уменьшаются, в то время как те, что удаляются от нас во времени, разрастаются до исторического или мифологического апофеоза. Но это время — лишь форма пространства, одна из разновидностей расстояния, вводящего нас в заблуждение. В сознании мы в большей степени владеем теми вещами, которые отдаляются от нас во времени, чем теми, которые принадлежат нам — во всяком случае, мы так думаем, — в пространстве. Предмет, к которому я прикасаюсь (я иксирую это прикосновение, не придавая ему того значения, которым наделен для нас утраченный предмет), менее рельефен для меня, чем тот, что я утратил, и который я вновь обретаю благодаря отстранению и таинственному синтезирующему механизму памяти.

Впрочем, можно предположить, что мы вовсе не являемся частью атомной системы, но летим вместе с осколком от взрыва одной клеточки такой системы: этот взрыв объяснил бы стремительное удаление от нас некоторых звезд, наблюдаемое астрономами (удаленность, на которой они их наблюдают, все еще соизмерима с нами и позволяет предположить вероятность взрыва, причастность к которому мы не сознаем, потому что у нас нет точки отсчета, и потому еще, что скорость, с которой все это летит, не имеет ничего общего с законами движения небесных тел). Добавлю к сказанному, что этот взрыв, может быть, не произошел когда-то, а происходит сейчас; он представляется нам состоянием стабильности, потому что мы могли бы оценить его головокружительную взрывную силу только с того расстояния, которое для человека недостижимо, и вообще этот взрыв вовсе не исключает гравитационного движения тел, но сам же его и спровоцировал.