После боя Мирон позвал Алену к себе.

— Про сироток своих думаешь?

— Думаю, атаман.

— Бери сотню, сходи в Усолье. Тихо сходи. Вот тебе пятьдесят рублей, это все, что у меня есть покедова, отвези им.

— Спасибо, атаман.

Панька Замятин от обиды, что деньги за поимку атамана из его рук уплыли, запил. Он не вылезал из кабака, благо, что кабатчик поил его задаром.

В одну из ночей Панька засиделся в кабаке допоздна. Питухов уже не было совсем, все разошлись по домам, за столом сидели только двое: Ивашка-кабатчик да Панька.

— Я знаю, Ивашка, что ты руки нагрел предостаточно. Ты, я чаю, на Илейку-атамана списал не менее сотни, поделился бы.

— Видит бог — что взяли, то и отписал. Может, прибавил самую малость, но мы ее уже вместях с тобой пропили. Слышь-ко, кого-то еще бог несет. Щеколда в сенях брякнула.

Дверь распахнулась, на пороге казак с саблей на боку, с пистолью в руках. За ним трое с ружьями. Панька было вскочил, но казак строго упредил:

— Сядь, прикащик! И руки вздыми кверху. И ты, кабатчик, вздыми.

— Аленка! Повариха! — У Ивашки сразу застучали дробно зубы.

— Была повариха! — Алена села на другом конце стола. — А теперь я атаман ватаги и Ильи Ивановича жена. Он ныне в Судае сидит и послал меня к вам за расчетом. Собирайтесь оба, и чтоб без шуму!

Панька зло сверкнул глазами, откинул ногой скамейку, ухватился за край стола, хотел бросить его на Алену, но не успел. Пистоль выстрелил, и Панька, охнув, повалился набок. Ивашка нырнул за прилавок, там у него хранилось ружье, но тоже не успел. Двое Аленкиных спутников подскочили к прилавку и враз взмахнули саблями.

Миронко объявил: кто бывал на Соли Камской — прийти к атаману. Пришел сотник Трошка Торопов, сказал, что был в Соликамске в прошлое лето.

— Крепость видел? — спросил Мирон.

— Смотрел. Смех один, а не крепость. На дрова и то не годитца.

— Пушки есть?

— И не бывало. С полсотни стрельцов вшивых, да и те бегут..

— Ну, пушки мы свои возьмем. Крепость срубим.

— Ты туда итти, атаман, думаешь? — Трошка от удивления вытаращил глаза.

— Малый круг решил.

— Так ведь не дойти! Туда, атаман, если напрямую, считай, восемьсот верстов, а иттить придется через Хлы-нов — вся тыща наберется. Мы не только пушки, мы портки растеряем. Там на сотни верст ни одной избы— чем кормитца будем? Нет, Соликамск — дело пустое.

И стал Мирон думать. Конечно, если собраться человек десяток, да коньми, то дойти можно. Скрыться от виселицы там самый раз — ни одна собака не найдет. Но как людей бросить, и как дело? Настанет весна, люди куда-то собираться должны, к одному месту приставать, а где это место? Нет, надо совет собирать. На совете ветлужанин Федька Ронжин указал на город Великий Устюг. Он там когда-то жил. Во-первых, сто верст — это не тысяча, во-вторых, там крепость справная, если взять ее, то вполне до весны можно отсидеться. Но тут же Федька упредил — воеводой в Великом Устюге думный дворянин Иван Иваныч Ржевский — хитрый, бестия, осторожный и дотошный. Его перехитрить — дорого стоит.

— Мы хитрить не будем, — сказал Мирон. — Мы крепость возьмем да и все. А дотошного Ржевского повесим.

— Вот гак же и Илья, царство ему небесное, говаривал, — заметил осторожный Трошка Третьяков. — Ты, Мирон Федорыч, ранее вроде раздумчивее был. Устюг с маху не возьмешь. Его хорошо разведать надо.

— Разведать можно, — согласился Мирон.