Изменить размер шрифта - +
Виски с водой, и воды побольше, если можно.

– Конечно можно. Видишь ли, по их понятиям мне полагается борода. Это свидетельство моей старомодности.

– А я? Разве я для них не старомоден?

– Старомоден, еще бы, только в другом смысле. Твоя старомодность заключается в том, что ты много знаешь. Они правда так считают, Ричард.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что они меня за это еще и уважают?

– Отнюдь, однако и против ничего не имеют. Просто принимают как должное, свыклись за давностью лет. На каждой кафедре обязательно подвизается какой-нибудь пережиток, который много знает. Тут уж ничего не попишешь, как они выражаются.

Они прошли в своего рода жилые покои, примыкавшие к помещению кафедры. Пожелай Тристрам Халлет уподобиться какой-нибудь провинциальной чиновной шишке, он мог бы здесь угощать гостей специально приготовленным и сервированным обедом, не говоря уж о выпивке, без особых хлопот принимать душ, мыть голову и бриться, – словом, здесь были все условия для разгула и разврата, если бы вдруг кому-нибудь вздумалось предаться таковому в стенах Лондонского института славистики. Вся эта роскошь, простаивавшая впустую за исключением случаев вроде сегодняшнего, образовалась на волне мощного всплеска финансирования, о каком в нынешнем десятилетии приходилось только мечтать. Институтское начальство теперь ломало голову, что делать с этой бессмыслицей, а новоиспеченные лекторы и преподаватели тем временем ютились в общем помещении кафедры, разделенном на клетушки.

Халлет со своим бокалом расположился то ли внутри, то ли поверх разлапистого кресла с округлыми подлокотниками, напоминающими закатанные в плащевку подушки, – на первый взгляд выглядело оно очень уютно. Ричард Вейси таким же образом устроился напротив, хотя чтобы усесться в это кресло как следует, прислонившись к спинке, нужно было отрастить бедренные кости метра в два длиной.

Показав взглядом, что обмен шутками завершен, Халлет проговорил:

– Так ты действительно собираешься заявить на этом, как его там, заседании по перспективам развития, что твоя перспектива развития – сохранить в полном объеме изучение русских текстов на языке оригинала для уровней А и Б?

– На русском языке. Да, конечно, Тристрам. А чего ты ждал?

– Ничего. Разумеется. Просто хотел уточнить.

– Вернее, хотел предложить мне еще раз все обмозговать. Вдруг передумаю?

– Да нет, хотя, конечно. Хотел немножко побрюзжать о нашей грустной перспективе. И чтобы понимающий человек посочувствовал. Что бы ты ни делал, что бы ни говорил – даже ты, Ричард, – лет через пятнадцать или того меньше русские тексты будет читать только жалкое меньшинство студентов, а то и вовсе никто. Разве ты это не понимаешь?

– Как только это произойдет, я немедленно уйду на пенсию, как раз пятьдесят пять стукнет.

– Ричард. Ну зачем так Просто подумай, что лучше и насколько лучше. – Казалось, Халлет сейчас вскочит и примется шагать из угла в угол или, по крайней мере, по некоторой части обширного пространства комнаты, но вместо этого он лишь безрезультатно покопошился внутри или поверх своего кресла. – Черт побери, – продолжал он. – Ну послушай. Можно подумать, тебе раньше никто об этом не говорил. Если студент прочтет «Преступление и наказание» по-английски – это не просто лучше, это гораздо лучше, чем если он вообще не станет его читать, не сунет носа дальше заглавия, – а так оно, безусловно, и будет повсеместно, кроме как здесь и еще в нескольких подобных заведениях.

– Знакомство с текстом не должно ограничиваться сюжетом.

– Ну, помилуй, в нашем заведении студенты этим явно не ограничатся. Да и сюжет подчас бывает важен и интересен.

Быстрый переход