Не поднимаясь на ноги, Тиади продолжал орать из глинистой лужи от пустой собачьей будки, но уже не в сторону ревущей медсестры.

– И сейчас, если захочу, я опять уеду! Что ты мне сделаешь?! Я всем расскажу, что ты не занимаешься твоей игрой, что к бабе своей под юбку всё время залезаешь, что покупаешь у военных имущество…. Я уезжаю! Сегодня днём – рейс моего парома в Германию! Я разрываю контракт! Я уезжаю! Ты не выполнил всех условий!

Слюна брызгала из пухлых красных губ.

«И вовсе он и не красавец…. Как же я с самого начала этого не разглядел?!».

Даже не вытерев своих мокрых штанов, Тиади вскочил за руль.

Блестящий красно-вишневый микроавтобус взял с места резко, скользнув юзом по траве.

Не пытаясь освободиться из дружеского захвата лесника, Глеб зло посмотрел вслед бельгийцу.

«Лес, просека, автоматные очереди, толстый артист с булкой: «Тёмная машина такая, вишнёвая.… Один в черных штанах…».

Взвизгивая в истерике, гулко затопала ногами по доскам крыльца Светланка.

– Остановись, не уезжай! Да остановите же его кто-нибудь…

И Бориска тут же взволновался за плечом капитана Глеба.

– Действительно, Глеб, почему ты его не задерживаешь?! Он же про тебя такого тут наговорил!

– Он сам придёт к тем, кто его сейчас очень ищет…

Бориска молча наблюдал, как его командир ходил по траве, как он поправлял спальный мешок и брезент под ним, как нагнул две маленькие колючие акации в изголовье и связал их в дугу.

– Зачем это?

– Не люблю неожиданностей.

Ещё раз поправив рюкзак под своей головой, Глеб, уже лёжа, улыбнулся в прозрачной утренней темноте.

– Давай-ка, брат Бориска, подремлем счастливо ещё некоторое время….

Десять процентов отцовской крови

Перед этим нестройной очередью умывались на улице перед колодцем, некоторые, смущённо, переодевали в сторонке свои весьма заблёванные одежды. Всей бандой дружно хохотали над изумлённой физиономией растерзанного О′Салливана, которого на рассвете привёз с фермы заботливый лесник.

Бородатый немец двадцатый раз фотографировался с местной, хозяйской собачкой. Остальные его земляки одобрительно щупали мощный, вековой, фундамент лесничества.

– О! Я, я! Натюрлих…!

Сотни, да что там, тысячи горожан, ранним субботним утром собравшиеся прогуляться на рынок, в хлебобулочные магазины, в свои школы и университеты, стали свидетелями этого разнузданного нетрезвого марша!

Различные песни, военные и не очень, лились из грубых мужских глоток.

Асфальт, приятно щекочущий через армейский грузовик их истерзанные лесными корягами задницы, был удивительно ласков и бархатист! Вокруг было много красивых женщин и все они, без исключения, мило и призывно улыбались славным воинам.

Пива им в машины Глеб Никитин не дал специально. Одичавшие за неделю европейцы могли в экстазе начать бросаться в прохожих и в витрины пустыми бутылками.

Администратор морщился, почувствовав на своей стерильной территории запах костровой гари, пролитой на штаны давнишней водки и жирного лесного мяса.

Чернота под ногтями приличных, вроде, иностранных граждан и их закопчённые лица тоже не вдохновляли прислугу приближаться к дорогим гостям, даже имея ввиду и шикарные чаевые…

Капитан Глеб смеялся от души.