– Конечно – где служим! Так вот…

Удовлетворённый таким кратким ответом Глеб Никитин тоже сверкнул на адмирала своей знаменитой улыбкой, сильно и с удовольствием вздохнул во всю грудь.

– Пока он молчит. Пока. Та сторона сообщила ещё, что наш Грейпстювер с детства психически болен, что у него что-то такое сложное со здоровьем, но внешне болезнь никак не проявляется, по их европейским законам этот парень ни с какой стороны не опасен для окружающих. Периодически, раз в два, в три года родственники устраивают его в клинику, на профилактику. Работает он в крупном банке, находится там на хорошем счету. Занимается спортом.

Ну, так вот, слушай другое! Чем дальше – тем интересней, фактически.

Ребята из нашего регионального управления ФСБ поинтересовались и получили от бельгийцев отпечатки пальцев этого незаметного психа. И, знаешь ведь, не поверишь – в самую точку! Нож, который полиция около Никифорыча нашла, оказывается, последним держал в руках твой этот самый любитель приключений, Тиади Грейпстювер! Ну, теперь-то ты понимаешь?!

– Понимаю.

– А понимаю я то, что своей дурацкой и абсолютно непонятной запиской ты убёрёг меня от совершения убийства.

Адмирал встревожился, слушая такие нехорошие слова Глеба.

Они были ровесниками, когда-то вместе поступали в гражданскую мореходку и даже успели сходить один учебный рейс в океан на паруснике, но потом практичный паренёк Шилов предпочёл перевестись в военно-морское училище и затем выбрать свой, особенный, путь. Но и Глеб сохранял, на правах старого знакомца, возможность разговаривать с ним так, как считал нужным. Иногда даже не выбирая выражений.

– Если бы я вчера знал всё то, что ты мне сейчас говоришь, то поганая душонка Тиади сегодня уже витала бы где-нибудь над этими тополями. А удалось только один раз по зубам….

– Да брось ты! Хорошо, что ещё, действительно, по горячке не придушил иностранца! Было бы у меня ещё и с тобой делов-то! Ладно, слушай дальше.

Адмиральский взгляд был невинен, но, одновременно, и хитёр.

Глебу пришлось ответить почти откровенно.

– Нервничал он немного, да, это видно было. Но, я же был уверен, что это всё из-за подруги его ненаглядной. Не отпускал я к ней бельгийца слишком-то часто. Как чувствовал, что этот урод просто использует добрую и нетребовательную врачиху!

– Вот-вот! Скорее всего, именно по этой причине он доярку и задушил. Пошёл вразнос после того, как с Усманцевым-старшим подрался, да ещё и с ножом…

– Ну, и как он в твоих застенках-то? Уже признался?

– Говорю же, молчит пока, шкура-гад! Под обыкновенного психа пытается пристроиться. Ничего, в наших-то больницах скоро заговорит! Консулу мы о случившемся сообщили, но время на то, чтобы поработать с пациентом, у нас ещё есть.

– Я вот что думаю, – Контр-адмирал Шилов вновь задумчиво озаботился, щуря на Глеба Никитина внимательные пронзительные глазки. – Он же и с боцманом-то нашим какие-то предварительные неприятные разговоры тоже имел, уверен. Именно по этому поводу Никифорыч и хотел меня насчет бельгийца предупредить, когда за несколько дней до своей смерти адъютанту-то моему звонил. Жаль, что не успел, бедолага…

– Так что будем надеяться на лучшее.