Сразу после завтрака мы услыхали по внутренней связи глуховатый голос капитана Леха: "Капитан приглашает пресс-группу занять рабочие места на верхней палубе". Наша бригада состоит из меня, корреспондентов еще двух центральных газет и Агентства Печати Новости, оператора кинохроники. (В фотокорреспондентах надобности нет, так как кроме нас, журналистов, на судне, кажется, нет человека, который не располагал бы фотоаппаратом). В подкрепление приданы: Лев Маркович Киперфлак, и суперкарго* Маша Находкина, Мария Ивановна, "звезда и украшение корабля", по высокопарной терминологии Льва Марковича. Наши остряки "выдали" ей прозвище "Суперкарга", что является чистой игрой слов и никак не соответствует действительности: это молодая, очень миловидная и обходительная женщина. Бригадиром к нам поставлен матрос Руденя, ученых степеней не имеющий, зато отлично осведомленный, что такое чистота на корабле и как ее наводить.

Киперфлак вообще-то попал на "Академик" случайно. Перед самым отходом в рейс неожиданно и весьма серьезно заболел наш заведующий материальной частью, и командование было вынуждено взять на эту должность того, кого предложило Министерство морского флота. Этот одессит сделал за свою жизнь два рейса на Черном море и один на Балтике и поэтому считает себя старым морским волком. Ходит с развальцей и не выпускает из зубов трубки, которую курить не умеет, и поэтому она у него постоянно гаснет. На корабле ему присвоили клички: первая - "Товарищ, везде наводящий порядок" - за приверженность к администрированию где нужно и не нужно, и вторая-"Рококо"-за пристрастие к этому словечку ("Мария Ивановна - oro! - это сплошное рококо!").

На уборку Киперфлак вышел в радужных шортах и шелковой рубашке в стиле "радость папуаса". Вид, как всегда, полный напыщенного достоинства, тем более, что рядом - предмет его воздыханий (Киперфлак очень влюбчив).

- Прямо - голландский петух! - шепчет мне Радий Макаренко младший научный сотрудник Института земного магнетизма, большой затейник и озорник. И неожиданно направляет шланг на Киперфлака. Мощная струя окатывает того с ног до головы. "Суперкарга" громко и заразительно хохочет и от этого становится еще привлекательнее.

- Хулиганство! - вопит Киперфлак.

- Пардон! - в комическом отчаянии восклицает Радий, шланг в его руке при этом подает еще основательную порцию океанской воды прямо в физиономию Льва Марковича.

Все это, конечно, грубоватая, но безобидная проказа: в тропической температуре одежда на Киперфлаке высохла бы через пять минут, но бедный Рококо в ярости бросает швабру и несется жаловаться капитану.

Он влетает в капитанскую каюту без стука. Капитан Лех сидит на кожаном диване в турецкой позе, поджав под себя скрещенные ноги, и беседует со Скобелевым (Геннадий Сергеевич и передал мне потом диалог между "кэпом" и Киперфлаком).

Лех Казимирович с участливым видом выслушал гневную тираду Киперфлака. После продолжительной паузы сказал, обращаясь к Скобелеву:

- А знаете, Геннадий Сергеевич, в моей молодости за такие штуки купали с раины...

- Что это такое? - оторопело спросил Киперфлак.

- Провинившегося на длинном лине* сбрасывали с реи за борт и протаскивали под килем корабля.

Киперфлак озадачен:

- Мне кажется, Лех Казимирович, что для Макаренко это будет слишком суровым наказанием. Хотя, конечно, молодежь нужно учить. Распустились...

- Извините, Лев Маркович, но я имею в виду не того молодого шутника, а того, кто жалуется...

- Как же так? - пискнул Киперфлак, но "кэп" сурово оборвал его:

- А так: идете в море и боитесь соленой воды. Следовало бы списать на берег, как не соответствующе го назначению.