Сам угробил. Своими собственными руками. В первый раз. "У каждого хирурга есть свое собственное кладбище". Ну, ясно, но это все-таки профессиональный фольклор. А когда больной погибает – какие уж тут шуточки…
Это был бравиковский настоящий первый раз. Черт, как же тяжело ему тогда было!
Заведующий, Папа Шехберг, увидел, что Бравик сейчас пошло разревется, крепко взял Бравика за плечо и втолкнул в свой кабинет. В кабинете Шехберг несколько секунд стоял напротив Бравика, глядел ему в лицо, потом шагнул за свой стол и стал перебирать бумаги.
– Это никуда не годится, – сердито сказал Шехберг и пролистал какую-то папку. – Оставляют меня на лето с двумя ординаторами и дежурантом… Потом удивляются. А ну-ка, подбери сопли!!! Я кому сказал – подбери сопли! Это все твоя отстраненность. Твое высокомерие. Ну что ты раскис? Тебя не отчислят. Понял?
Все. Иди! Работай. Иди, Гриша".
Шехберг строго хлопнул ладонью по столу и вышел из кабинета. Бравик безжизненно поплелся вслед за Шехбергом, вышел в коридор. Он искал по карманам сигареты и думал, как сказать отцу.
Шехберг неторопливо, косолапо прошел по коридору, не постучавшись, открыл дверь профессорского кабинета и плотно ее за собой притворил.
Что он там сказал Попову – одному богу известно. Но история та прекратилась, выдохлась сама по себе, уже через два дня Попов как ни в чем ни бывало выслушивал бравиковские доклады на утренних конференциях.
Это "подбери сопли" Бравик запомнил навсегда. И Шехберга помнил всегда… Больше двадцати лет прошло… С почитанием, с любовью помнил Шехберга… Всегда.
"А конференция была хорошая, – подумал Бравик. – Назаров будет доволен. Хорошая конференция".
Саша Берг, февраль 84-го
"НА ЛИЦО УЖАСНЫЕ, ДОБРЫЕ ВНУТРИ"
Саша, пробираясь через людный вестибюль, шел в гардероб. Он очень спешил – вчера вечером позвонил Таиров из Крылатского и сказал, что в магазине "Спорт", на Щербаковке, сегодня выбросят "Атомики". Какая будет ростовка, Таиров не знал, но хватать надо любую ростовку, а потом, если не подойдет, можно поменять на толкучке, возле ДК ЗИЛа. "Атомики", разумеется, будут недешевы, триста двадцать рублей, астрономические деньги, шесть стипендий – ну так это же "Атомики". Это, конечно, еще не легендарные "Россиньоли", и не дважды, трижды легендарные "Кейту" (сказать по правде, Саша знал только одного обладателя "Кей-ту" – это была марка для небожителей, для выездных). Но "Атомики" – это уже ЛЫЖИ. Это явление иного порядка, нежели убогие "Полспорт". "Атомик" – это уровень.
Саша, разумеется, тоже был не пальцем деланный, у него с прошлого года имелись пестренькие, бело-сиреневые, "Фишеры". Тоже неплохо, тоже уровень. И ботинки у Саши были нормальные. Не позорные какие-нибудь "ка-лэ-эсы", а красно-белые "Альпины" прошлогодней модели. Однако до чего же ему, черт побери, хотелось иметь "Атомики"! Еще осенью он прикупил синий австрийский комбез-эластик и очки "Карера" купил, выложил восемьдесят рублей, две стипендии. Вот теперь бы еще "Атомики" – и он будет выглядеть как человек.
Саша со стройотряда отложил две сотни (сезон был удачный, "урожайный", Саша купил тогда "вертушку", съездил в сентябре в Гурзуф с Наташкой и еще отложил две сотни), а сто двадцать ему дал Сенька.
– Саня! – крикнули с лестницы. – Саня, подожди!
Саша обернулся и увидел Вацлава Романовского, высокого, рыхлого парня из параллельной группы.
Они познакомились и подружились на картошке, этой осенью. Вацлав был классным парнем, знал массу анекдотов и обладал приятным умением обживаться где угодно. |