Его маленькие слабоумные глазки портят мне настроение.

— Пино, я много думал о тебе этой ночью и сделал окончательный вывод.

— И какой же ты сделал вывод?

— Во всем мире не найти сыщика тупее тебя!

Папаша Пинюш поджал губы. Потом повернулся к Фелиси, ища сочувствия. Но та едва сдерживала смех.

— Чем я обязан твоему визиту? — спросил я, пододвинув ему наполненный до краев стакан.

— Твоему телефону.

— Причем тут мой телефон?

— Он не работает.

— Как и ты?

Фелиси вмешалась:

— Да, я уже сообщила на телефонную станцию. Они придут сегодня утром...

Плевать я хотел на это! Если Старик (а только он мог направить ко мне Пино) беспокоит меня дома и в такую рань, значит, есть срочное дело. Но это мне не очень-то улыбалось: во-первых, у меня выходной и я хотел нанести визит японским эстампам у одной девицы, а во-вторых, мне так же хотелось работать на мою контору, как напиться брому перед свиданием с мисс Вселенной.

— Тебя послал Старик?

— Конечно! Он знает, что ты вчера пьянствовал, и велел мне немедленно привезти тебя...

— Горим?

— Судя по всему, да!

Даже мысль о том, что надо одеваться, а потом вести машину до резиденции Старика и выслушивать его болтовню, была мне омерзительна.

— Как бы мне хотелось сачкануть!

— Не советую! — заявил Пино. — Он мне сказал, что на счету каждая секунда.

— Ладно, жди меня здесь. И будь благоразумен с мамой, пока я одеваюсь.

— Я тебя умоляю, — пробормотал он в смущении.

— Весь Париж знает, что ты самый развратный тип, уцелевший после войны... — Я вышел, оставив его оправдываться перед Фелиси.

Вот уже две тысячи пятьсот лет я не видал шефа в таком состоянии. Выглядел он отвратительно. В глазах было меньше любезности, чем у сдающего в парке стулья напрокат, к которому подходит золотарь. Губы так сжаты, что вряд ли удалось бы измерить ему температуру через рот.

— Садитесь, Сан Антонио...

Он пристально разглядывал меня. Но я не потерял самообладания. Он читал по моей помятой физиономии о выпитом накануне, как читают инструкцию по пользованию электробритвой после тридцати лет бритья короткой саблей.

— Видок не слишком-то хорош!

— Это печень шеф, ничего страшного!

— Вы не слишком перебрали?

Я начал закипать. Мне захотелось послать его куда подальше, да сил не хватило.

— Просто мы обмывали повышение Берюрье...

— Слушайте меня, Сан Антонио! Я против пьянок! Алкоголь губит рефлексы!

И тут он выдал мне курс морали из учебника начальной школы о божьей каре! Я ждал, когда он вытащит из своего стола графики.

— У вас ко мне претензии, шеф?

По моему тону он понял, что я вот-вот ткну его носом в чернильницу, а так как я был ему еще нужен, он сменил пластинку.

— Сан Антонио, я в большом затруднении...

Я ждал продолжения. Он потирал свои холеные руки, принесшие целые состояния маникюршам.

— Итак, вы немедленно отправляетесь в Швейцарию.

Я обалдел! Ведь именно сегодня у меня на шесть вечера назначено свидание с блондинкой, которой будет достаточно послать свое фото, чтобы ее немедленно приняли в разряд «блю белл герлз»! Но это возражение вряд ли бы подействовало, и я не стал его выдвигать.

Старик тер свой череп цвета слоновой кости.

— Вы знаете Матиаса?

Еще бы! Шарль — один из моих лучших коллег. Молодой выпускник Сорбонны, он скоро сделает блестящую карьеру.

— Я всего лишь знаком с ним, патрон!

— Недавно он совершил подвиг...

— Да? Это меня не удивляет!

— Вы слышали об организации Мохари?

Я задумался.