Потом он арендовал один из островков, разбросанных в Проливе; на этом островке еще сохранились остатки стада, блуждавшего в зарослях. Он прожил там в одиночестве около года, построил загон, согнал туда скот и стал переправлять его в Тасманию.

Но как-то одна партия — «шалые все, будто мартовские зайцы», проломила изгородь скотного двора в Лонсестоне и, ополоумев от страха, понеслась по улицам города.

— Что тут было! Никогда бы не поверил, что телки могут такое натворить, — сказал Артур. — Произошел страшный скандал. Бросил я это дело и вернулся сюда.

— Чем же ты теперь занимаешься? — спросил я.

— Играю на скачках.

— О, господи! — Я не мог удержаться от восклицания.

— На жизнь заработать можно, если только не зарываться, — сказал Артур.

— Ты что, спрашиваешь у жокеев, на кого ставить?

— Нет, сам присматриваюсь — какая лошадь в хорошей форме, какая нет. Я себя ограничил — восемь фунтов в неделю, их я всегда имею.

Он снимал комнату на Кинг-стрит и питался в кафе.

— Человеку нужна жена, — сказал он, внезапно утратив всю свою бодрость.

Он был одинок. Ему было уже под сорок, но он до сих пор еще не встретил женщину, которую мог бы полюбить. В Уоллоби-крик он мне часто рассказывал о женщинах, с которыми у него были романы. Все это были кратковременные связи, без глубокого чувства. Женщины, с которыми он встречался, были мелочными и алчными, они удовлетворяли его физические потребности, но не трогали сердце. Обстоятельства были виной тому, что у него так складывались отношения с женщинами, — другой бы на его месте стал циником, но Артура это совершенно не испортило. У него было доброе сердце, и женщины, с которыми он сближался, всегда относились к нему с уважением.

Может быть, это объяснялось тем, что ой и сам уважал их, даже осуждая иные их недостатки. Или, может быть, тем, что сам он неотступно следовал нравственным правилам, установленным им для себя из презрения к лицемерам, которые, воспевая общепринятые добродетели, отнюдь не считали их для себя обязательными.

Как-то он мне сказал:

— Верь не словам, а фактам. Ты, и только ты можешь судить, что хорошо для тебя и что плохо.

Я стал рассказывать ему о том, как хотелось бы мне встречаться с девушками. Это была не только физическая, но и духовная потребность. Два желания боролись во мне — я хотел обладать женщиной и хотел найти в ней преданную подругу, которая помогла бы мне справиться с чувством одиночества, с сознанием своей неполноценности.

Но постепенно я понял, что эти желания тесно переплетаются между собой. Понял, что без любви — пусть даже недолгой — я никогда не мог бы удовлетворить свою физическую страсть.

— Вся беда в том, что ни одна девушка не сможет меня полюбить. — Этими словами я закончил свою исповедь.

— Еще как сможет!

— Откуда ты знаешь?

— Черт возьми, — воскликнул он. — Уж кому знать, если не мне. Я имел дело с женщинами и знаю их.

— Но ведь ты говорил мне, что никогда в жизни не влюблялся.

— Не те женщины мне попадались. Ведь я был моряком. По полгода не видел женщин. В Буэнос-Айресе, правда, встретил раз девушку, которую мог бы полюбить, да не хватило времени.

Что было, то было, и оправдываться я не собираюсь, но одно хочу тебе сказать: встречаясь с женщиной на другой день, я всегда мог прямо смотреть ей в глаза и улыбаться.