Итак, действие началось. Встал какой-то парень и стал говорить, что я совершенно жуткий тип, хуже меня им в лапы еще никто не попадался. Когда он кончил, все решили, что я научился своему ремеслу у Аль-Капоне, а на скамейках люди спрашивали, не вытащу ли я автомат из своей ушной раковины.

Магистр, как здесь называется судья, ничего не делает, только слушает. Он сидит на кончике кресла, наклонив голову, спокойный и невозмутимый, и так как никто не кричит, как это бывает у нас, в США, ему не приходится пользоваться своим молотком, чтобы восстановить спокойствие.

В конце концов, этот парень сел, а те двое, что арестовали меня на Джермин-стрит, свидетельствовали о том, что я ношу револьвер и что он был при мне в момент задержания. После этого встал другой, которого наняла Конни и который сидел рядом с Кранцем. Он делал все, чтобы обелить меня и нанес обвинению серьезный удар.

Прежде всего, он сказал, что те пятнадцать тысяч долларов, что я обменял, я обменял открыто, и если бы я знал, что эти деньги краденые, я бы их в банк не понес. Он добавил, что я совсем не гангстер, а просто жертва обстоятельств, и несмотря на то, что обстоятельства — против меня, я просто деловой человек, хорошо известный в Канзас-Сити. Что я приехал сюда поправить плохое здоровье, и что если я ношу оружие, то это еще ничего не значит, потому что, как все это знают из газет, в США ношение оружия — самая обычная вещь. Он сказал, что несмотря на то, что у меня при себе не было разрешения на право ношения оружия, такое разрешение имеется у меня в США, и оружие мне нужно для самозащиты, так как мне угрожали много раз.

Он добавил, что ни в коем случае не против того, чтобы меня отправили в США, так как моя единственная мечта — вернуться на родину, чтобы опровергнуть обвинения, выдвинутые против меня.

Магистр продолжал тихо качать головой с суровым видом, и так как ему было известно, что это просто балаган, я должен засвидетельствовать, что он отлично играл свою роль.

Тип, который выступал в мою защиту, сказал в заключение, что на время выполнения формальностей, связанных с моим отъездом в США, меня можно было бы выпустить из тюрьмы под значительный залог при условии, что я буду каждый день являться в полицию для регистрации.

Судья обратился к Херрику с вопросом, не возражает ли он насчет освобождения меня под залог, и тот ответил, что возражений не имеет, если сумма будет достаточно велика. Судья объявил, что согласен меня освободить, если за меня будет внесен залог в десять тысяч фунтов.

Кранц вскочил и заявил, что все будет немедленно улажено.

В этот момент встал Херрик и сказал, что имеется и второй пункт обвинения, — то, что при мне находился «Люгер» и отсутствовало специальное разрешение на ношение оружия.

Это выступление Херрика придало обвинению более серьезный характер, но после длинных разговоров меня приговорили к штрафу в сорок шиллингов и конфискации моей игрушки.

После этого меня повели в канцелярию, где мне пришлось заполнить целую кучу бумаг. Потом появился Херрик и строго заявил, что я каждый вечер должен являться на Каннон Роу, в противном случае залог конфискуется, меня арестуют повторно и более уже не выпустят под залог.

Я поблагодарил и вышел. У подъезда я увидел машину, в ней сидела Конни. Она сделала мне знак и улыбнулась. Я подошел к ней.

— Ну, Лемми, — сказала она, — садись сюда. Я должна сказать тебе, что ты причинил нам немало забот и неприятностей, но не воображай, пожалуйста, что ты сможешь ускользнуть от нас.

Я засмеялся.

— Во всяком случае, вам это стоило десять купюр по тысяче фунтов, чтобы вытащить меня оттуда, моя дорогая Конни. А в настоящий момент я хочу выпить. На этот случай у меня ничего нет, так как там парни все забрали у меня и отдадут только завтра.

— Хорошо, Лемми, мы устроим это. Но нам нужно отсюда поскорее убираться.