Она отвезла меня в ресторан на Пиккадилли, где мы выпили чаю. По дороге она ничего особенного мне не говорила, но, глядя на нее, я подумал, что она необыкновенно мила и спокойна для дамы, разыскиваемой за побег и убийство, и является к тому же, женой Йонни Маласа.

Во время чаепития, когда я болтал обо всем, что мне приходило в голову, Конни, наконец, решила поставить точки над «i».

— Выслушай меня внимательно, Лемми. У меня был долгий разговор по телефону с Сигеллой насчет тебя, и несмотря на то, что ты считаешь его нечестным типом, он отлично понял твою точку зрения. То, что ты говорил, это, по существу, правда. Ты сам занимался делом похищения Миранды, и тебя вынудили работать на других. Короче, ты пытался обмануть Сигеллу, но он тебя опередил, и вовсе на тебя за это не сердится. Мы держим Миранду, и старый ван Зелден должен будет раскошелиться. Мы готовы ко всему. Ты знаешь, что стоишь того, чтобы тебя продырявили, и если бы речь шла о другом, а не о тебе, Сигелла сделал бы с тобой то, что ты заслужил, и никого на свете это не обеспокоило бы. Но он считает, что ты замечательный парень. У тебя в голове есть мозги, и действовать вы должны вместе, а после окончания дела Миранды вы двое будете вне всякой конкуренции.

— Скажи-ка, Конни, — начал я, — ты не возражаешь против того, чтобы сменить пластинку, потому что ты начинаешь усыплять меня своими колыбельными песенками. Ты хочешь заставить меня поверить, что твой дружок сделал все, чтобы вызволить меня из тюрьмы, просто так ни за что, ни про что. Так что можешь поверить мне, он не увидит больше этого залога — сорока тысяч долларов, потому что у меня намерение сбежать, как только представится такая возможность. Я уже сыт по горло их тюрьмой. Мне не очень все это нравится.

— Не жалуйся, ведь ты сам посадил себя туда, — сказала она. — И сначала мы хотели тебя там оставить, но ты прав в одном: Сигелла в тебе нуждается. И то, что он хочет, чтобы ты сделал, я советую тебе исполнить не столько для него, сколько для себя самого.

Потом она рассказала мне историю этих документов. Судя по ее словам, когда Лотти проникла в комнату через окно, там находился Сигелла, который спорил с Маласом и некоторыми другими членами свой банды по поводу того, что следует делать, а бумаги лежали перед ним на столе.

Окончив разговор, он сложил документы в бумажник, и все направились к двери. Малас, Конни и Сигелла выходили последними и, выходя, оглянулись. Лотти в этот момент влезла в окно. Она сразу же начала стрелять, но целилась плохо, и все пули прошли мимо цели. Ей удалось схватить бумажник и выбросить его в окно. Йонни, у которого быстрая реакция и верный глаз, бросился плашмя на пол и всадил в Лотти две пули. Она пыталась сопротивляться и сделала несколько выстрелов, но была в таком плохом состоянии, что все выстрелы пропали даром, в то время как Йонни несколькими выстрелами покончил с ней. Пытались искать Боско, но тот был уже далеко.

— Вот и вся история. Что касается бумаг, то они довольно компрометирующего свойства… И другое, Лемми, — продолжала она, — твое имя есть также в этих бумагах, и тебе будет горячо, если их найдут.

— Дальше? — спросил я, соглашаясь с ней кивком головы.

— Лемми, не прикидывайся ребенком. Где бы ни прятался Боско, он прочтет в газетах, что тебя выпустили из тюрьмы, и придет тебя повидать, потому что не имеет ни денег, ни крова. Передав тебе бумаги, он мог бы надеяться, что ты договоришься с Сигеллой в интересах вас обоих. Он знает, что Сигелла дорого заплатит за эти бумаги.

— Это звучит убедительно, — кивнул я, — а затем?

Она взяла сигарету из моего портсигара, который лежал на столе, закурила и посмотрела на меня сквозь дым.

— Послушай, нам всем надо убираться отсюда.