— Будьте терпеливы. Подумайте о предназначении вашего сына.

— Я думаю. И часто. Но он, мягко говоря, начинает утомлять.

— Вот тут-то и нужно терпение, — заметил Бордент. — Природа спланировала все для новой разновидности человека.

— Гмм…

— Он работает сейчас над шестимерными абстракциями. Все идет как по нотам.

— Да-а, — бормотнул Калдерон и пошел на кухню за Мирой.

Александр с легкостью пользовался своими приборами, его пухлые пальчики стали сильнее и увереннее. Он по-прежнему испытывал нездоровое любопытство к голубому яйцу, которым ему разрешали пользоваться только под наблюдением наставников. Когда урок кончился, Кват выбрал несколько предметов и, как обычно, спрятал их в шкаф, оставив остальное на ковре, чтобы предоставить Александру поле деятельности.

— Он развивается, — заверил Бордент. — Сегодня мы сделали большой шаг вперед.

Мира и Калдерон как раз вошли в комнату и услышали его слова.

— В чем именно?

— В устранении психической блокады. Отныне Александру не нужен сон.

— Что-о? — спросила Мира.

— Ему не нужен сон. Все равно это противоестественный обычай. Суперменам не обязательно спать.

— Он больше не будет спать? — переспросил Калдерон, побледнев.

— Совершенно верно. Зато он будет развиваться в два раза быстрее.

В половине четвертого утра Калдерон и Мира лежали в постели, глядя через открытую дверь на играющего Александра. Они видели его отчетливо, как на освещенной сцене. Теперь он выглядел несколько иначе; разница была невелика, но все-таки была. Голова под золотистым пушком изменила свою форму, а мордашка с детскими чертами приобрела решительное выражение. Это было некрасиво, поскольку такое выражение не подходило младенцу. В результате Александр выглядел не суперребенком, а скорее, рано постаревшим первобытным человеком. Вся присущая детям жестокость и эгоизм — совершенно естественные черты у развивающегося малыша — читались на его лице, когда он играл хрустальными кубиками, словно собирая сложную головоломку. От этого лица бросало в дрожь.

Мира тяжело вздохнула.

— Это уже не наш Александр, — сказала она. — Совершенно не наш.

Александр поднял голову и вдруг разревелся. Когда он открыл рот и яростно заорал, раскидывая по сторонам кубики, исчезло неестественное выражение старости и связанного с ней вырождения. Калдерон заметил, что один из кубиков прокатился через дверь в спальню и упал на ковер, а из него высыпалось множество меньших и совсем уж маленьких кубиков, которые раскатились в стороны. Вопли Александра разносились по всей квартире. Вскоре начали захлопываться окна, выходящие во двор, а потом зазвонил телефон. Калдерон со вздохом снял трубку.

Положив ее, он поморщился и взглянул на Миру. Потом сообщил, стараясь перекричать Александра:

— Нам отказано в квартире.

— О! Ну что же… — сказала Мира.

— Вот и конец всему!

Оба помолчали, потом Калдерон произнес:

— Еще девятнадцать годков. Они говорили что он повзрослеет в двадцать лет.

— Он станет сиротой гораздо раньше, — буркнула Мира. — О, моя бедная голова! Наверное, я простыла, когда он телепортировал нас на крышу перед обедом. Джо, ты думаешь, мы первые родители, которые так… так вляпались?

— Что ты имеешь в виду?

— Были ли супердети до Александра? Или мы первые обладатели супертерпения?

— Нам бы не мешало иметь его побольше.

Некоторое время он лежал задумавшись, стараясь не обращать внимания на крики своего чудо-ребенка.