Кейс и Чаунди. Юридическая контора

Епархиальный религиозно-просветительский центр

Паркер, Фиппс, Бернс. Аудиторская контора

Дэвис, Дэвис, Куп. Юридическая контора

Кэт нажала на звонок над чехардой медных табличек напротив узкой деревянной полоски с изящной подписью: Серрэйлер.

Зная своего брата настолько хорошо, насколько это было возможно, – если кто бы то ни было вообще мог похвалиться, что знает его, – она совсем не удивилась решению Саймона жить в одиночестве, на самом верхнем этаже, в окружении офисов, пустовавших большую часть времени, когда он был дома, имея в качестве компании только крякающих уток, плещущуюся воду и звонящие колокола собора.

Сай отличался ото всех – и от своих брата и сестры, с которыми они были тройняшками, Иво и Кэт, и еще больше от своих родителей или кого-либо другого из обширного семейства Серрэйлеров. Он всегда был белой вороной, с самого раннего детства, о котором у Кэт остались хоть какие-то воспоминания, и он не очень хорошо вписывался в компанию вечно громко спорящих, отпускающих довольно-таки прямолинейные шутки медиков. Как такой тихий, замкнутый человек вписался, и вписался довольно-таки неплохо, в ряды органов полиции, оставалось еще одной загадкой.

В здании было сумрачно и тихо. Шаги Кэт гулко отдавались на деревянной лестнице, по которой она поднималась все выше и выше через четыре узких пролета. На каждой из площадок она включала лампочку с таймером, которая выключалась сразу перед тем, как она добиралась до следующей. Серрэйлер. Точно такая же табличка с надписью рядом со звонком.

– Кэт, привет! – Ее брату ростом шесть футов четыре дюйма пришлось согнуться вдвое, чтобы заключить ее в медвежьи объятия.

– У меня был ранний вызов, а потом я решила сходить на семичасовую службу.

– Значит, ты пришла позавтракать.

– Ну по крайней мере выпить кофе. Я и не ожидала, что у тебя найдется какая-то еда. Как Италия?

Саймон пошел на кухню, но Кэт не последовала за ним сразу: ей очень нравилось в этой комнате. В длину она пересекала весь дом, и вдоль ее стен располагались большие окна. Из кухни можно было увидеть кусочек Холма.

Белые деревянные ставни были распахнуты. На отполированных половых досках из вяза лежали два огромных шикарных ковра. Внутрь проникало солнце, освещая картины Саймона и несколько тщательно подобранных им самим предметов мебели, которые представляли собой вполне удачное сочетание антиквариата и современной классики. Помимо этой просторной комнаты в квартире была небольшая спальня, ванная, скрытая от глаз, и маленькая холостяцкая кухня. Энергетический центр находился именно здесь, в этой тихой комнате, в которую Кэт – как она сама сознавала – заходила как в церковь: в поисках мира, спокойствия, красоты и духовной и визуальной подзарядки. Ничто в жилище ее брата даже отдаленно не напоминало о суматохе в ее собственном деревенском доме, вечно шумном и неприбранном, наполненном детьми, собаками, резиновыми сапогами, лошадиными уздечками и медицинскими журналами. Она любила его, там было ее сердце и ее корни. Но ее маленькая и очень важная частичка жила здесь, в этой обители света и умиротворения. Она думала, что, вероятно, именно это место помогало Саймону оставаться в своем уме и делать свою зачастую тяжелую и неприятную работу так хорошо.

Он принес поднос с полным кофейником и поставил его на буковый стол рядом с окном, которое выходило на улицу и на заднюю часть собора. Кэт села, обхватив ладонями горячую керамическую чашку и слушая рассказы брата про Сиену, Верону и Флоренцию – в каждом из городов он провел по четыре дня.

– Было еще тепло?

– Днем солнце, ночью прохладно.