— Ляля!

— Эфа, я не хотела… Честное слово…

— Когда найдешь в себе аргументы для извинений, позвони, я тебя выслушаю.

Букет отправился в мусорное ведро. Крокодил в реанимацию — бодрить безнадежных больных, а жбан — в лабораторию, руководить опытами. Я же, с трудом передвигаясь, побрела на поиски родичей.

Посетители обнаружились в ординаторской в ответственный момент спаивания медперсонала. Молоденькие сестрички прижимались к Федорову, Ольга пыталась охмурить толстого главврача, остальным дед показывал карточные фокусы.

— А вот и Эфа! — неестественно воскликнул Федоров, стряхивая с колен миниатюрную сестричку. — Знакомьтесь, девочки… наш засланный казачок. Мы ее… это самое, ик, в берлогу к убийце засунули…, ик, то есть в логово… то есть в агентство…

— Как романтично! — прошептала одна из девиц. — Прямо как у Агаты Кристи.

— Не, лучше, — протянул Федоров. — Как у братьев Вайнеров.

Может, мне в обморок упасть? Тогда и внимание на меня обратят!

— Так вот, — продолжал Федоров, кося на меня масляным взглядом. — Есть такое понятие «на живца». Вот Эфа и стала живцом. Вывела нас на секту. А мы их и повязали… Прямо на месте преступления. Если бы вы знали, девочки, как она была хороша: полуобнаженная, у горла кинжал…

— У груди, — внесла я важную поправку.

— Сначала у груди, а потом уже на горле, — не смутился Федоров.

— Как бы я хотела быть на ее месте, — медсестричка в притворном испуге прижалась к рассказчику.

— Значит, ты все знал, — я смотрела на него упор.

Федоров покраснел:

— Почти, — и заторопился в объяснениях: — Я знал, что в «Эдеме» не все чисто. Три трупа за полгода — не шутка. Но как бы я раскрыл убийство Ани? У меня нет ни людей, ни времени, ни средств. А ты бы все равно туда влезла, что я, тебя не знаю! Ведь влезла же… Я специально оставил ключи от Аниной квартире, при обыске мы не тронули ее папку с расследованиями. А потом оставалось следить за каждым твоим шагом. Ты сама привела нас к убийце. И за это огромное тебе человеческое спасибо.

— Огромное тебе человеческое пожалуйста. Ты был в зале, когда меня собирались убить! Был и ничего не сделал!

— Я бы сорвал операцию! — Федор сорвался на мужской визг. — Тебе ничего не угрожало. Ну, остался бы шрам на шее или на груди. Зато мы их всех взяли. С поличным.

— И маркиза?

— И Маркиза! — он кивнул на газету в руках у врача. — Вот он, во всей своей красе.

Меня била слепая ярость: мало того, что этот гад подарил мне букет, составленный из вторсырья, так он из меня сделал посмешище. Про «живца» я и вовсе молчу:

— А ну-ка, девочка, слезь! — сестричка безропотно покорилось. Иногда со мной лучше не спорить. Я подошла к Федорову и, взяв, его за ворот, рывком подняла с места. В груди снарядом разорвалась дикая боль.