Я не собираюсь ни уговаривать тебя, ни пользоваться твоим любезным предложением. Я уверен, что рано или поздно ты сама разыщешь меня, и, если тебе повезет, мое предложение будет все еще в силе. Когда захочешь меня увидеть, звони. — С этими словами полковник Родригес резким движением протянул мне визитную карточку с государственным гербом и его именем, напечатанным крупными буквами курсивом.
В тот вечер я вернулась домой довольно рано. Мими, выслушав мой отчет, заявила, что я вела себя как полная идиотка, ты пойми, этот вояка имеет такую власть и такие связи, что ему ничего не стоит превратить нашу жизнь в сплошной кошмар, неужели так трудно было хотя бы держать себя в руках? На следующий же день я подала заявление об уходе с работы, собрала накопившиеся в кабинете вещи и тотчас же ушла с фабрики; я готова была бежать куда угодно, лишь бы не общаться с человеком, который представлял собой все то, против чего столько лет боролся, рискуя жизнью, Уберто Наранхо.
— Ну и ладно, нет худа без добра, — таков был вывод Мими, когда она поняла, что колесо Фортуны, сделав полоборота, направило меня на тот путь, который она считала единственной для меня дорогой к успеху. — По крайней мере теперь ты сможешь полностью посвятить себя писательству.
Она сидела за столом в гостиной, раскинув веером карты, по которым в очередной раз прочитала мою судьбу, а суждено мне было писать и рассказывать; попытки заняться чем-то другим оборачивались лишь напрасно потраченными силами и временем. По правде говоря, я и сама подозревала это с тех пор, как прочитала «Тысячу и одну ночь». Мими была твердо убеждена, что каждому человеку от рождения дается какой-то особый дар, а счастье и несчастье в жизни сводятся к тому, сумел ли человек обнаружить в себе этот дар богов и реализовать его; бывают, к сожалению, и совсем бессмысленные, бесполезные таланты, сокрушалась она, вспоминая одного из своих приятелей, который мог задерживать дыхание и сидеть под водой больше трех минут и за всю жизнь не заработал на этом ни гроша. За себя она была спокойна, потому что свой талант ей удалось обнаружить и, более того, пристроить к приятному делу. В то время она как раз начала сниматься в новом телесериале в роли злодейки Алехандры, соперницы Белинды, слепой служанки, к которой в конце фильма должно было вернуться зрение, как это обычно бывает в подобных случаях; ну а то, что прозревшая героиня выйдет замуж за главного героя — статного, красивого и богатого мужчину, — вообще не подвергалось сомнению. По всему нашему дому были разбросаны листки бумаги с распечатанным текстом ролей. Мими заучивала свою роль с моей помощью. От меня требовалось подыгрывать ей, подавая реплики за других персонажей. (Луис Альфредо закрывает глаза и крепко сжимает веки, чтобы не заплакать, потому что мужчины не плачут.) Отдайся своему чувству… Любимая, позволь мне оплатить операцию, которая вернет тебе зрение. (Белинда дрожит, она боится потерять возлюбленного.) Я так хочу быть с тобой… но в твоей жизни, Луис Альфредо, есть другая женщина. (Он смотрит в эти прекрасные глаза, не видящие света.) Алехандра для меня ничего не значит, ей нужен не я, а только состояние семьи Мартинес де ла Рока, но она его никогда не получит. Никто не сможет разлучить нас, моя Белинда. (Целует ее, и она отдается этой нежной ласке, давая зрителю понять, что в будущем что-то может произойти… а может быть, и нет. Камера разворачивается, и в кадр попадает Алехандра, подслушивающая их разговор из-за двери. Ее лицо искажено гримасой ревности. Следующая сцена снимается в павильоне № 2.)
— Понимаешь, телесериалы — это как религия. Нужно просто верить в них, — заявила Мими между двумя злобными монологами Алехандры. — Стоит начать их анализировать — и все: никакой тайны, никакой магии, все рушится в одну секунду.
Она постоянно убеждала меня в том, что придумывать сюжеты наподобие истории Белинды и Луиса Альфредо может любой, а я с большим правом, чем все те, кто этим занимается. |