|
Вот между этим кошмарным вчера и весьма туманным завтра они и радовались жизни, стараясь не терять ни минуты такого замечательного сегодня. В одной из палаток мы наконец разыскали Эльвиру: худенькая, ослабевшая, но не потерявшая присутствия духа, она сидела на каком-то матрасике в одной ночной рубашке и, видимо уже не в первый раз, пересказывала собравшимся вокруг нее товарищам по несчастью, как ей удалось спастись от всемирного потопа в столь необычном ковчеге. Вот так я и обрела вновь свою бабушку. Еще едва увидев спасенную по телевизору, я тотчас же узнала ее, несмотря на то что с годами кожа ее посерела, а само лицо превратилось в настоящую карту какого-нибудь горного хребта, рассеченного глубокими ущельями морщин. И все-таки ни годы, ни долгая разлука не изменили в Эльвире главного: она так и осталась той же замечательной доброй бабушкой, которая в обмен на мои детские сказки кормила меня жареными бананами и даже разрешала забираться в ее гроб и играть в покойницу. Я бросилась к Эльвире и обняла ее со всей нежностью, накопившейся за годы разлуки; она же в свою очередь обняла и поцеловала меня спокойно и даже как-то буднично, как будто бы мы не виделись максимум со вчерашнего дня, а что касается изменений в моей внешности, то она, по всей видимости, списала их на обман уже не столь ясного, как в молодости, зрения.
— Ты представляешь себе, птичка моя, как надо мной судьба посмеялась: столько лет я спала в гробу, чтобы подготовиться к смерти, чтобы она не застала меня врасплох, и вот тебе на: врасплох меня застала не смерть, а жизнь. Ну уж нет, больше меня в деревянный ящик не засунут — ни до смерти, ни после. Когда придет время переселяться на кладбище, я потребую, чтобы меня закопали в землю стоя, как дерево. Мы отвезли ее к себе домой. Еще по дороге, в такси, Эльвира стала внимательно разглядывать Мими, потому что явно впервые в жизни видела такое удивительное создание; первым делом она высказалась в том духе, что моя подруга очень уж напоминает большую куклу. Потом она потрогала Мими, внимательно ощупала ее со всех сторон, и привычные к работе с самыми разнообразными продуктами руки кухарки подсказали ей нужное сравнение: кожа белая и гладкая, как луковица, груди упругие, как недозрелые грейпфруты, а пахнет от нее миндальным печеньем и швейцарскими пирожными; лишь после этого Эльвира водрузила на нос очки и еще раз внимательно осмотрела мою подругу. В конце концов у нее не осталось сомнений, что это не человек, а существо из какого-то другого мира. Это ангел — таков был ее вывод. Сама Мими прониклась к ней искренней симпатией с первых же минут знакомства, потому что, если не считать мамы, любовь к которой Мими пронесла через всю жизнь, и меня, у нее ведь не было близких, ничего похожего на нормальную семью; все родственники Мелесио отвернулись от него, когда он сменил свое мужское тело на женское. Ей не меньше, чем мне, нужна была бабушка. Эльвира согласилась воспользоваться нашим гостеприимством и остаться у нас в доме лишь после того, как мы раз сто повторили свое приглашение и смогли наконец убедить ее, что делаем это не из вежливости, а абсолютно искренне. Впрочем, жить ей было все равно негде, а из всего скромного имущества, приобретенного за долгую жизнь, у нее остался лишь тот самый гроб, против присутствия которого в доме Мими ничуть не возражала, хотя он ни в коей мере не вписывался в дизайн интерьера. Впрочем, Эльвира немало удивила нас, заявив, что больше не нуждается в нем, так как гроб уже однажды спас ей жизнь и она больше не собирается подвергать себя такому риску. Через несколько дней мне позвонил Рольф Карле, вернувшийся из Праги. Мы договорились о встрече, и он заехал за мной на старом, сильно потрепанном джипе; мы поехали на побережье и еще до полудня оказались на шикарном пляже с кристально чистой водой и розоватым песком; этот райский уголок не имел ничего общего с тем вздыбившимся морем, по которому я так любила плавать в те годы, когда работала служанкой в доме старого холостяка и не менее старой девы. |
