– В том мире, где мы с тобой живем – довольно суровом, надо признать, – не могу представить себе, кто бы еще мог совершать жестокости и низости так естественно, как ты. Ты превосходный актер, отъявленный жулик и опасный преступник… Кажется даже, что кровь скатывается с тебя, как с навощенной поверхности, следов не оставляя.

Он надолго замолчал, словно осмысливая только что сказанное, и добавил:

– Естественность такая, что вызывает даже симпатию.

В голосе его звучала нотка восхищения. И даже нежности.

– Живешь в свое удовольствие, – договорил адмирал. – И начисто лишен того, что было так ненавистно древним грекам, – колебаний и неуверенности.

Фалько с безразличным видом рассматривал свой бокал. Подобного рода размышления он оставлял адмиралу. Где-то он вычитал или, может быть, услышал от кого-то, что чрезмерно дотошный анализ изменяет или даже уничтожает его объект. Начнешь раздумывать, убивать или не убивать, умирать или жить дальше, – и в конце концов будешь пользоваться презервативами в общении с такими женщинами, как Брита Моура. А это и само по себе, и в смысле стиля жизни – совершенно непростительно. В глазах Фалько мир был устроен незамысловато – естественное равновесие адреналина, риска, провалов и побед. Долгая и возбуждающая схватка. Короткое приключение между двумя вечными ночами.

– Ты мне напоминаешь сына.

Шеф НИОС не впервые упоминал его. Фалько щелчком выбросил недокуренную сигарету. Прохожий – небритый, в истрепанном пиджаке, с мешком за плечами, с лиловатым кровоподтеком на скуле – наклонился и подобрал дымящийся окурок. На мгновение они встретились глазами, и Фалько, почувствовав неловкость, первым отвел взгляд.

– А что еще известно о капитане «Маунт-Касл»?

– Зовут Фернандо Кирос, родом из Астурии. Опытный моряк. Я пошлю тебе подробную справку – все, чем мы располагаем и что удалось раздобыть о судне и команде. В самолете изучишь. Да… – Адмирал показал на книгу. – И это тоже почитай. Машина заберет тебя из отеля в четыре. Так что отправляйся, собирай вещички. Но сначала доешь этот крокет. Очень вкусно.

Фалько послушно взялся за еду. Человек, подобравший окурок, не сводил с него глаз, и Фалько сделал знак официанту. Он хотел послать нищему бокал вина и чего-нибудь поесть, но тот уже повернулся спиной и двинулся вниз по улице, удаляясь от оркестра, гремевшего маршем. Прежде чем забыть о нем, Фалько подумал, что так уходят те, кто унижен и побежден.

– Что-нибудь еще?

– Да, еще одно, – правый глаз сверкнул едва ли не злорадно. – Эта самая Неретва сейчас в Танжере. И… ты не поверишь – эта большевистская тварь находится на борту «Маунт-Касл».

«Мы с тобой в мире».

Так сказал он Еве при последнем свидании, и она ответила: «В мире».

Меня раньше никогда не обманывали, думал он рассеянно. Ни одна женщина, да еще так. Ева Неретва, она же Ева Ренхель, она же – черт знает кто еще. Она выказала бесспорное мастерство в той запутанной и рискованной игре, в которую играли оба. И истинно советское хладнокровие, граничащее с бесчеловечностью.

На миг – и безо всякого усилия с его стороны, потому что картины эти часто возникали в памяти, – он увидел, как высветила ее лицо вспышка, когда она выстрелила в затылок фалангисту Хуану Портеле. И как в Картахене они, полуголые, стояли у окна, и площадь то и дело озарялась разрывами бомб, а небо над Арсеналом – трассами зенитного огня. И как в ту ночь, когда все покатилось к черту, Ева, припав на колено у ближайшей к морю дюны, стреляла из «люгера», с невозмутимым спокойствием прикрывая отход.