Он помолчал немного, будто вспоминал меня, хотя я‑то знал, что он мой голос помнит всегда, всегда ждет моего звонка, и мгновенная пауза понадобилась, чтобы преодолеть подступивший к горлу счастливый ком волнения мстителя, дождавшегося своего часа, радостный спазм охотника, взявшего на мушку цель.

— Слушаю тебя, — ровно ответил он. — Игорь, что‑то мне сильно похужело…

Плохо мне. — Это хорошо. — удовлетворенно сказал он. — У тебя и так было поразительно долгое улучшение… редкий случай устойчивой ремиссии. — Июрь, брось шутить, я ведь только тебе верю. Только ты можешь мне помочь… Ты ведь такой же авантюрист, как и я… — Это верно, мы с тобой вообще похожи.

С той разницей, что я на свой риск лечу людей, а ты их убиваешь. ‑Игорь, никого я не убиваю… И к той истории никакого отношения не имею, все это чудовищное недоразумение… Ты же умный человек, пойми наконец, что прошло столько лет и столько намоталось личного, придуманного и недостоверного, что никто не может сейчас… Он перебил меня, рявкнул в трубку:

— Ты мне позвонил, чтобы рассказывать эти пошлые глупости? Тебе что надобно, зловещий старче? — Чтобы ты попробовал спасти меня еще раз. Он засмеялся довольно и заметил:

— Преступление, совершенное человеком дважды, кажется ему дозволенным… Я вижу, Хваткин, ты дорого ценишь свою жизнь. — Да, Игорь, я ценю свою жизнь. Не бог весть как дорого, но она мне еще нужна, моя жизнь. — А ты забыл, как твой начальник сказал моему отцу: у тех, кто дорого ценит свою жизнь, можно дешево купить их свободу… Конечно, я помню, как Крутованов сказал это старому профессору Зеленскому. Но мне‑то какое дело сейчас до их умных разговоров? — Игорь, моя свобода не стоит дешево. Она вообще ни хрена не стоит. Возьми ее забесплатно, только вылечи меня! И снова он засмеялся удовлетворенно, и в смехе его были ликование победителя, наслаждение борца, дожавшего противника лопатками к ковру и заставившего его жалобно и униженно просить о пощаде и спасении. Глупый мир, глупые люди!

Каких только бессмыслиц вы не придумали: заповеди, запреты, разрешения: это — стыдно, а это — похвально, это — нравственно, а это — аморально, это — хорошо, а это — плохо! К счастью, подавляющему большинству людей не приходит в голову, что вся эта чепуха только шаткие правила огромной прихотливой Игры под названием «Жизнь». Игры! Все — Игра! Все — выдумка. Реальна в этой Игре только смерть. Отвести от меня эту ужасную реальность может сейчас только Игорь Зеленский, который счастлив глупой детской радостью, что заставил меня, палача, молить о пощаде, принудил задуматься о совершенных мною злодеяниях, а отсюда уж мне один путь — к раскаянию и искуплению. Исполать!

Если к моему спасению дорога ведет через раскаяние и искупление — конечно, абсолютно интимное раскаяние и совершенно тайное искупление, — то я готов незамедлительно доставить тебе, дорогой мой отвратительный Игорек, высокую душевную радость зрелищем физически надломленного и морально сокрушенного злодея Хваткина. Только помоги мне сейчас! — Ты наверняка уже озаботился тимусом? — спросил Зеленский. — Нет… Мне его взять негде, тимус… — Интересно… Как же я тебя буду лечить? — Не знаю. Мне надо посоветоваться с тобой. — Хорошо, приезжай. Я буду в лаборатории, ты знаешь, где меня найти…

***

Да, я знаю, где найти его. Я не знаю, где найти тимус. Где он — великий ничтожный владетель моей судьбы. Тимус — не человек, не младенец, это маленький зародыш моего дитя, зачатого мною и убитого для моего спасения.