Завернул во двор, бросил быстрый взгляд на темные окна квартиры, где сейчас спала Лиля и остановил машину. руки сжались на руле до хруста пластика или суставов. Не разобрать.

Тогда, восемь лет назад, я собирался на Эльбрус гидом. Только начинал карьеру, "тренировался" на более спокойных вершинах. И за месяц до отъезда старшая сестра Маринка попала в аварию. Скажем так, когда она стояла на перекрестке, ее машину просто снесли. Виновник ехал на огромной скорости, в не самом трезвом состоянии. В итоге, за прошедшие восемь лет Марина так и не смогла встать на ноги, сев в инвалидное кресло. А виновник, которым оказался Костров, заплатил какой-то там штраф и остался на свободе. Даже суда не было. Нам просто по-дружески посоветовали не лезть. Не помогли никакие мои знакомства, и в какой-то момент я вдруг всерьез поймал себя на мысли об убийстве. Этот скот на свободе, ему ничего не было за искалеченную жизнь. А у Маринки двое детей и муж.

Тогда я все же поехал в горы, чтобы заработать денег. Они тогда точно утекали из семьи: лечение, реабилитация, снова лечение, лекарства. И там, уже на спуске, столкнулся с другой группой.

Медленно вылез из машины, продолжая с каким-то мазохистским чувством прокручивать в голове события восьмилетней давности. Пока шел к подъезду, щурясь от снега в лицо, вспомнила первую встречу со стервочкой.

Сколько ей тогда было лет? Не больше двадцати точно. Сразу обратил на нее внимание: огромные серые глаза с каким-то наивным восторгом в них, желто-зеленое снаряжение и широкая улыбка. Ею меня наградили, когда взгляды встретились.

— Это что за птичка? — тихо спросил у их гида. С ним мы пару раз пересекались и знали друг друга по типу "привет-пока". Тот проследил за моим взглядом и присвистнул.

— Алекс, не по зубам добыча. Дочка Кострова, того строительного магната.

Вот тогда то меня точно по голове и ударили. Уже потом стало чуть стыдно за несдержанность, но в тот миг не сумел удержать в себе то, что ощущал. Наговорил сгоряча много лишнего, придрался к какому-то пустяку. Просто, чтобы не смотрела на меня своими сияющими глазищами. Не имела права, пока моя сестра лежала в больнице по вине ее папаши.

И вот какого хрена я это сейчас вспоминаю, спрашивается? Чтобы не спать до утра и потом пугать Лилю мрачным взглядом?

Я секунду постоял у двери, прислушиваясь. Это уже вошло в ритуал. Затем как можно тише открыл ее и проскользнул в квартиру, где пахло духами Лили и выпечкой. Полгода назад мы купили хлебопечку, с которой невеста частенько баловалась. Весьма удачно, надо признать.

Стараясь не включать свет, ориентируясь на отблески фонарей из окон, прошмыгнул в ванную. Там уже нажал на выключатель, не боясь разбудить Лилю. Она слишком чутко спала. Особенно после работы в ночную смену.

На миг зажмурился от яркого света, потом открыл глаза и не сразу понял, что не так. Вроде все в порядке, привычный бледно-голубой кафель, сверкающая сантехника, зеркало, корзина для грязного белья как обычно стоит чуть криво, из нее свешивается рукав моего белого свитера.

Потом как ожгло: не хватало того, что стало уже привычным. Многочисленных Лилиных кремов, духов и прочих женских вещей. Она всегда тщательно следила за собой, находила время после ночных смен. Лилька трудилась медсестрой в хирургическом отделении.

А теперь на стеклянных полочках под зеркалом и вдоль ванной стояли лишь мои шампуни да пены для бритья.

Ничего не понимая, рванул в квартиру, уже не слишком заботясь о тишине. На ходу зажег свет в зале, ворвался в спальню с окликом:

— Лиля! — одновременно и тут включая свет.

Постель была пуста и аккуратно заправлена.

— Лиля… — уже тише повторил я, оглядывая спальню. Потом подошел к шкафу и очень медленно открыл его.