— Извините, инфанта, Долорес не могла сегодня прийти со мной. Я намерен поговорить с вами наедине.
— Вы становитесь скрытным, Олимпио! Разве и Долорес даже…
— Даже и она не должна слышать нашего разговора. Впрочем, она знает обо всем.
— Как! Ваш тон пугает меня!..
— Но не в этом дело, инфанта. Сядем, если хотите! Вы видите, что я у вас распоряжаюсь, как дома.
— Я очень рада этому, Олимпио!
— Инфанта, доверяете ли вы мне?
— И вы можете спрашивать! Я верю вам и вашему доброму сердцу, чтобы вы ни сделали.
— Благодарю. Я не употреблю во зло ваше доверие, и только один вопрос, для которого собственно я пришел сюда. Это сердечный вопрос, инфанта, но я надеюсь, что вы не рассердитесь за него?
Инесса посмотрела с любопытством на Олимпио, который забавлялся ее удивлением и с трудом принуждал себя быть серьезным.
— Помните ли вы сына дона Карлоса?
— Да, дон Олимпио.
— Какое впечатление произвел на вас принц?
— Чудное!
— Я вас прошу говорить откровенно, инфанта.
— Ну хорошее, дон Олимпио! Вы ставите меня некоторым образом в затруднение!
— Нисколько. Между друзьями вопросы по совести никогда не составляют затруднения!
— Я буду откровенна с вами, Олимпио. Принц, как показалось мне, имеет сердце. Я встретила его несколько лет тому назад совершенно случайно у его старого отца. Он обращался со мной искренно и сочувственно, и это было мне приятно, так что я охотно вспоминаю о том дне, который провела в его обществе.
— Хорошо, очень хорошо, — произнес Олимпио, слегка улыбаясь. — И теперь вы чувствуете себя совершенно счастливой?
— Вам уже это известно, Олимпио! Дружба к вам и Долорес, таким прекрасным людям, услаждает мои дни, которые я провожу в уединении!
— Вы уклоняетесь от вопроса, инфанта, говоря о дружбе, за которую я вас благодарю. Но все ли у вас есть для полного безмятежного счастья?
— Я не знаю, как понять вас?
— Ну, черт возьми, вам известно, что я враг всяких уверток и что весьма дурно знаком с дипломатическими хитростями. Скажите мне, решитесь ли вы протянуть вашу руку сыну дона Карлоса и разделить с ним это прекрасное убежище?
Олимпио приподнялся при этих словах и, взяв руку слегка вспыхнувшей инфанты, искренно пожал ее.
— Вы молчите, но я не боюсь, что вы на меня сердитесь, — продолжал он, — так как я пришел к вам прямо, как друг. Скажите прямо «да» или «нет». Я вижу, что вы улыбаетесь, Инесса, и если только я не обманываюсь…
— То вы думаете, что я скажу «да»? Ну, Олимпио, вы знаете, что у меня нет тайн ни от вас, ни от Долорес; итак — да! Только почему сам принц не пришел меня спросить об этом?
— Он там, инфанта, — сказал Олимпио, подводя Инессу к ступеням веранды и кивая подходящему сыну дона Карлоса. ¦ — Я явился к вам только на разведку, остальное принц вам сам скажет. Вы, конечно, знаете, что я всегда был генералом его отца, так что мое теперешнее поручение имеет связь с прежней службой.
— И походит на внезапное нападение, Олимпио, — сказала тихо Инесса, в то время как статный сын дона Карлоса подходил с почтительным поклоном.
— Этим прекрасным союзом еще искупается старый грех отцов. Само небо его хочет, инфанта, а потому я его считаю счастливым!
— Я рада вас видеть, — сказала инфанта сыну дона Карлоса, — и встречаю вас с такой же сердечной лаской, с какой некогда во дворце вашего отца вы встретили дочь Черной Звезды!
— Вы не забыли этого, инфанта?
— Сердце никогда не забывает, принц, того, что несколько разгоняет несчастье и облегчает тяжелые часы!
— Могу ли я способствовать тому, чтобы эти несчастья были забыты навсегда?
— Я думаю, что мне лучше теперь уйти, — произнес Олимпио с легкой улыбкой, радостно сжимая руки обоих стоящих на террасе. |