В 1242 году Фома Галл из Верчелли заканчивает свою книгу «Толкование на „Корпус" Дионисия» («Explanatio Corpus Dionisianum») и возвращается к уподоблению прекрасного благому. Роберт Грос сетесте в «Комментарии к Дионисию» (до 1243 г.), наделяя Бога именем Прекрасное ( Pulchritudo ),  подчеркивает, что «если все стремится к благу и красоте, то благо и красота суть одно и то же»36 . Он отмечает, что как оба эти понятия соединяются в одном объекте, так объединены они и в Боге, Чьи имена говорят о благотворном процессе Творения и переходят от Бога на Его создания, но прекрасное и благо все же различаются в разуме ( diversa sunt ratione ).  «В самом деле, Господь благ, ибо Он всему дарует жизнь и благое существование, и движет, и соединяет, и оберегает. Прекрасным называют Его потому, что Он все приводит к собственной гармонии, уподобляя себе». Благо характеризует Бога, дарует вещам существование и сохраняет их для бытия. Прекрасное же становится организующим началом  всего сотворенного. Эта концепция созидательной деятельности Бога необычайно интересна с эстетической точки зрения. Метод, использованный Филиппом для того, чтобы различать единое  и истинное,  Роберт Гроссете сте перенимает для того, чтобы отличать прекрасное  от благого.

5. Возможно, Гроссетесте был знаком и с другим фундаментальным сочинением, получившим широкое распространение после 1245 года. Речь идет о «Сумме» ( Summa )  Александра Гэльского, произведении трех францисканских авторов: Жана де Ля Рошеля, брата Консидеранса и самого Александра Гэльского37 . Здесь проблема трансцендентности и распознавания прекрасного решается весьма определенно. Жан де Ля Рошель спрашивает себя: идентичны ли благо и красота в своем устремлении? При этом под устремлением ( intentio )  он понимает намерение смотрящего на данную вещь – и в этом вопросе заключена новизна постановки проблемы. Он считает твердо установленным, что красота ( pulchrum )  и благо (Ьопит)  идентичны на уровне объекта, и ссылается на известное утверждение бл. Августина, согласно которому добродетель ( honestum )  относится к сфере постижимой красоты. Тем не менее то благо, которое исхо дит из добродетели,  «тогда как прекрасное есть проявление блага, приятное на вид; благим же обусловлено наше впечатление»38 . И добавляет, что благое относится к конечным основаниям, а прекрасное – к основаниям формальным.  В самом деле, красивый ( speciosus )  происходит от облика ( species ),  то есть от «формы». В «Сумме брата Александра» («Summa fratris Alexandri»), когда разговор заходит о форме, имеется в виду основополагающий жизненный принцип, форма в понимании Аристотеля, что позволяет строить представление о красоте вселенной. Истинное, благое, прекрасное – как, в свою очередь, проясняет брат Конси деранс – взаимно обращаемы и различаются чисто логически ( ratione ).  Истина – это положение формы относительно внутренней сущности вещи, красота же есть положение формы относительно внешнего ее облика.

6. В этом сочинении содержится ряд положений, серьезно расходящихся с построениями Роберта Гроссетесте. Для него благое и прекрасное различаются разумом ( ratione ),  но разумом Творца и в процессе Творения. В «Сумме брата Александра» различие по признаку разума ( ratione )  – это, скорее, различие в устремлении ( intentione ).  Красота, таким образом, определяется в отношении к познающему ее субъекту. Кроме того, для Роберта Гроссетесте благо и красота являлись именами Божественными и тем самым идентичными Божественно рассеянному во всем единству жизни.

В «Сумме брата Александра» обе эти ценности опираются прежде всего на конкретную форму вещи.