Она все равно что певица, которая поет арию. Пока она ее не допела, ничего нельзя сказать.
– Она никогда ее не допоет! – смеясь, воскликнул Феликс. – Но вы согласны со мной, что она красива?
Гертруда не нашла баронессу красивой и была разочарована; почему-то она заранее вообразила, что баронесса должна быть похожа на чрезвычайно миловидный портрет императрицы Жозефины, гравюра с которого висела в гостиной, неизменно приводя в восторг младшую мисс Уэнтуорт. Баронесса ни капельки не была похожа на этот портрет – ни капельки! Но, и непохожая, она тем не менее была поразительна, и Гертруда приняла эту поправку к сведению. И все же странно, что Феликс говорит о красоте своей сестры как о чем-то бесспорном.
– Мне кажется, потом она будет казаться мне красивой, – сказала Гертруда. – Как интересно, должно быть, сойтись с ней поближе. Мне это никогда не удастся.
– Вы прекрасно с ней сойдетесь, вы очень с ней подружитесь, – заявил Феликс так, словно ничего не могло быть проще.
– Она очень изящна, – проговорила Гертруда, глядя вслед баронессе, словно подвешенной к руке ее отца.
Сказать, что кто-то «изящен», для нее уже было удовольствием. Феликс оглянулся.
– А ваша вчерашняя маленькая кузина, – спросил он, – необычайно хорошенькая… куда она делась?
– Она в гостиной, – ответила Гертруда. – Да, она очень хорошенькая. – У Гертруды было такое чувство, точно она должна сейчас же отвести его в дом, где он увидит ее кузину. Но, немного поколебавшись, она решилась еще помедлить. – Я не верила, что вы вернетесь, – сказала она.
– Не верили, что я вернусь! – смеясь, воскликнул Феликс. – Тогда вы не догадываетесь о впечатлении, произведенном на это чувствительное сердце.
Гертруда решила, что, скорее всего, он говорит о впечатлении, произведенном на него кузиной Лиззи.
– Просто я не верила, – сказала она, – что мы вас увидим снова.
– Помилуйте, куда же я мог деться?
– Не знаю, я думала, вы растаете в воздухе.
– Это, конечно, очень лестно, но я не настолько бесплотен. Таю я достаточно часто, – сказал Феликс, – но что-то от меня всегда остается.
– Я вышла на крыльцо дожидаться вас, потому что все вышли. Но если бы вы так и не появились, я ничуть не была бы удивлена.
– Надеюсь, – сказал Феликс, – вы были бы разочарованы?
Гертруда несколько мгновений смотрела на него, потом покачала головой:
– Нет… нет!
– Ah, par exemple![11] Вы заслуживаете того, чтобы я никогда вас не покидал.
Когда они вошли в гостиную, мистер Уэнтуорт торжественно представлял баронессе присутствующих. Перед ней стоял молодой человек, который то и дело краснел, посмеивался и переминался с ноги на ногу, – он был стройный, с кротким лицом, правильностью черт напоминавшим лицо отца. За его спиной два других джентльмена тоже поднялись со своих мест, а в стороне от них, у одного из окон, стояла необычайно хорошенькая молодая девушка. Девушка вязала чулок, но, в то время как пальцы ее проворно перебирали спицы, она не спускала блестящих, широко раскрытых глаз с баронессы.
– Как же вашего сына зовут? – спросила, улыбаясь молодому человеку, Евгения.
– Меня зовут Клиффорд Уэнтуорт, мэм, – сказал он срывающимся от смущения голосом.
– Почему вы не изволили выйти меня встречать, мистер Клиффорд Уэнтуорт? – спросила с той же своей прекрасной улыбкой баронесса.
– Я думал, я вам не понадоблюсь, – сказал молодой человек, медленно пятясь. |