С опаской коснулся ее пальцем, потом резко отдернул руку:
— Нет. Я, пожалуй, предпочту знать поменьше.
— А, — Дитрих отвел глаза в сторону, — Манфред рассказал тебе об обвинении.
— Он спросил, не могу ли я замолвить за тебя слово перед ведущим следствие магистратом.
Пастор хмыкнул.
— Да, как будто слово еретика имеет в их глазах какой-то вес. Но если кто-нибудь спросит о дьявольщине во время моего пребывания здесь, я смогу правдиво ответить, что ничего такого не видел.
— Спасибо, старый друг. — Они обнялись, и Дитрих подставил ладони, помогая Уиллу влезть в седло.
Оккам уселся:
— Я боюсь, ты понапрасну растратил свои годы в этой дрянной деревушке.
— У меня были на то причины.
И причины оставаться тоже. Дитрих пришел в Оберхохвальд, ища убежища, но теперь тот стал его уголком мира, он знал здесь каждое дерево, камень и ручей, как если бы в детстве набивал о них шишки. Пастор больше не смог бы жить в Париже. Когда-то ему казалось там лучше лишь потому, что он был моложе и не познал еще удовлетворения жизнью.
* * *
После того как «досточтимый инцептор» уехал прочь, Дитрих вернулся в деревню, где столкнулся со своим арендатором, Гервигом Одноглазым, направлявшимся в поля.
— Уехал с глаз долой, святой отец, — загоготал старик. — И пусть катится.
— Вот как? — спросил пастор, дивясь, что за обиду успел затаить Гервиг на Оккама.
— Уехал из Нидерхохвальда сегодня утром, с телегой, гаремом и всем остальным. Отправился во Фрайбург с первыми петухами.
— Еврей? — Внезапно на июньском солнце Дитриха пробил холодный пот. — Но он же собирался в Вену.
Гервиг потер подбородок:
— Не могу сказать, мне плевать. Он дрянной человек. Курт-свинопас, муж моей кузины, слыхал, как старый еврей говорил, что покончит с Анжелюсом. Какая мерзость! Без колоколов как простой народ узнает, когда прекращать работу?
— Анжелюс, — повторил Дитрих.
Гервиг подался вперед и понизил голос, хотя никто здесь и не мог услышать их:
— И эта тварь, похоже, увидела мельком кого-то из ваших необычных гостей. Курт слышал, как тот восклицал о нечистых животных и летающих демонах. Курт, он сразу бросился сюда, поскольку хотел поспеть с новостями первым. — Гервиг харкнул и сплюнул в грязь, но относилось ли это на счет еврея, вкуса кузины в вопросе избранников, или старик просто прочищал горло, Дитрих не стал выяснять. Он устремился в пустую церковь, где, посреди образов страдающих святых и заморских чудовищ, пал на колени и принялся вновь молить о прощении грехов, как делал более десяти лет назад.
XX
Июнь, 1349
От дня памяти св. Герве. 17 июня
Там его, распростертым ниц на каменных плитах, и нашел Манфред. Он сел на ступенях алтаря рядом с Дитрихом:
— Я послал Макса и его людей перехватить еврея, — сказал он. — Здесь всего лишь несколько дорог, по которым можно проехать, к тому же с телегой. А люди Макса на конях. Он привезет его назад.
Дитрих встал на колени:
— А затем?
Манфред откинулся назад на локтях:
— А затем посмотрим. Я импровизирую.
— Ты не можешь держать его вечно.
— Разве? Увы, полагаю, герцог начнет задавать вопросы. Семья, находящаяся под опекой сеньора, не может просто так испариться. Но нас заботит одно и то же, Дитрих, — добавил господин. — У Фридриха появятся претензии и ко мне. Я укрыл тебя.
Я могу бежать, подумал Дитрих. |