* * *
За завтраком на следующее утро Скребун откупорил фляжку, лежавшую в его мешке, и вылил оказавшийся внутри мутный бульон в овсяную кашу. Он вставил пробку на место, но сидел, застыв с фляжкой в руке какое-то время, прежде чем вернуть ее в мешок. Крэнк поднес ложку к губам, замер, затем вылил все обратно в миску и оттолкнул кушанье от себя. Дитрих и Иоахим обменялись недоуменными взглядами, и монах поднялся со скамьи проверить кашу в котелке на вкус.
— Наполняет, но не насыщает? — спросил пастор в шутку, вспомнив о словах Грегора.
Скребун ответил неподвижностью, в такие мгновения его племя, казалось, обращалось в камень. Дитриха всегда беспокоило это состояние, но внезапно он понял его смысл. Некоторые животные замирают подобным образом, реагируя на опасность.
— Что не так?
Скребун перемешал кашу:
— Мне не следует говорить об этом. — Священник ждал, а Иоахим, нахмурившись, озадаченно взирал на них. Он зачерпнул каши в миску, и, хотя ему пришлось тянуться через Скребуна, крэнк не пошевелился.
— Я слышал, как некоторые из вас, — сказал, наконец, крэнк, — говорили о голоде, который случился много лет назад.
— Около тридцати лет назад, да, — уточнил Дитрих. — Я только что прошел рукоположение, а Иоахим еще даже не родился. На протяжении двух лет лили сильные дожди, и урожай пропал на полях от самого Парижа до болот Польши. Непродолжительный голод случался и прежде, но в те годы нигде в Европе не было хлеба.
Скребун с усилием, медленно потер ладони друг о друга.
— Мне говорили, люди тогда ели траву, — продолжил он. — Хотели набить желудок — но трава не насыщала их.
Дитрих бросил есть и уставился на крэнка.
— Что? — спросил Иоахим, опускаясь на скамью. Дитрих почувствовал направленный в его сторону взгляд существа, внешне остававшегося погруженным в свои мысли, и спросил:
— На сколько еще хватит ваших собственных запасов?
— Мы перебивались ими кое-как поначалу, но капля по капле однажды опустошит даже самое большое море. Некоторые питаются «надеждой», но их путь труден, возможно, слишком труден для некоторых из нас. Приятно, — добавил он, — что ваша «весна» наступила до того, как все закончится. Я буду скучать по виду ваших распускающихся цветков и оживающих деревьев.
Дитрих посмотрел на своего гостя с ужасом и жалостью:
— Ганс и Готфрид, может, все же починят…
Скребун заскрежетал:
— Та корова со льда не стронется.
* * *
Выпросив лошадь у Эверарда, священник поспешил в лагерь крэнков. Он нашел Ганса, Готфрида и четырех остальных в нижнем помещении странного корабля — те столпились вокруг изображения «контура» и яростно чирикали.
— Правда ли, — спросил Дитрих, ворвавшись внутрь, — что ваш народ скоро умрет с голоду?
Крэнки замерли, и Ганс с Готфридом, на которых была упряжь для переговоров, повернулись лицом к двери.
— Кто-то сказал тебе, — произнес Ганс.
— У кого-то «рот не на замке», — прокомментировал Готфрид.
— Но это правда? — настаивал пастор.
— Правда, — подтвердил Ганс— Есть определенные… вещества — кислоты, на языке ваших алхимиков, — которые необходимы для жизни. Может, восемьдесят из них встречаются в природе — а нам нужна двадцать одна для того, чтобы жить. Наши тела производят естественным образом девять, остальные мы должны получать из еды и питья. В вашей пище есть одиннадцать из двенадцати. |