Возможно, Ганс и члены его группы уже находились внутри.

Некоторые крэнки медлили перед трапом, часть даже оборачивалась назад. Таких оруженосцы Увальня подгоняли ударами и толчками. Среди этих стражников оказался Фридрих, вставший на сторону Ганса и Готфрида, когда те бросили вызов Гроссвальду. Заметив взгляд Дитриха, он замер, а затем бросился сквозь толпу паломников на корабль.

Пастушка и Гроссвальд поднялись на корабль последними. Капитан корабля замер и, казалось, хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся на свой манер.

— Возможно, чудеса случаются.

Пастушка шла позади всех. Она остановилась на полпути по трапу и обвела взглядом прогалину.

— Странный мир, странные люди, — сказал она. — Прекрасный, но убийственный. Есть и другие опасные берега, но нет других столь же мучительных. — Она повернулась, когда Дитрих протянул ей три упряжи для переговоров.

— Они больше не нужны нам, — сказал он, хотя теперь Пастушка не могла его понять.

Но она лишь прикоснулась кончиком пальца к mikrofoneh и оттолкнула устройства к Дитриху, вместе со своей упряжью. На верхней ступеньке трапа Пастушка прочирикала напоследок так и не переведенные слова, затем скрылась внутри. Дверь за ней захлопнулась, а трап с лязгом втянулся в предназначенный для него проем.

Дитрих хотел посмотреть, как корабль скроется из вида, его снедало любопытство. Ганс настаивал на том, что корабль двигается на подушке магнетизма по направлению «внутрь всех направлений». Пастор читал в Париже Epistola de magnete Пьера Марикурта и помнил, что магниты имеют два полюса, отталкивающиеся друг от друга; значит, сказанное Гансом допускалось натурфилософией. Но что крэнк имел в виду, когда говорил о том, что «внутренние направления» убывают вне зависимости от положения наблюдателя? Марикурт — «Мастер Петр» Бэкона — писал: исследователь «усердный в применении своих рук… скоро устранит ошибку, на исправление которой ушла бы вечность, прибегни он к одним лишь познаниям натурфилософии и математики». И потому Дитрих решил наблюдать за отправлением корабля крэнков, а если он, Макс и Хильда будут делать это с разных точек, то удастся проверить утверждение Ганса, что корабль станет удаляться во всех направлениях одновременно.

Однако после того, как пастор объяснил свой experientia, и Макс с Хильдой разошлись в указанные точки, несколько крэнков набросились на них и, схватив своими длинными зазубренными руками, потащили за гребень горы.

* * *

Крэнки пригвоздили их к глинистой земле и обездвижили. Макс орал и тщетно пытался дотянуться до своего pot de fer. Хильда пронзительно кричала. Сердце Дитриха билось о ребра, словно птица в клетке. Крэнк, прижимавший его к земле, сомкнул уголки своих губ, но Дитрих не мог ничего разобрать без упряжи на голове. Хильда начала всхлипывать.

— Ганс? — спросил Дитрих, поскольку на державшем его пришельце были надеты кожаные рейтузы и свободная, неуклюже сидящая домотканая блуза. Крэнк открыл жвала, может, хотел ответить, а может, перекусить ему шею пополам, когда внезапный порыв ветра согнул верхушки берез и елей. Сучья затрещали, в воздух поднялись птицы. Сквозь кусты молнией промчался олень. Странное напряжение сдавило Дитриха, он втягивал в себя воздух и ждал. То же самое творилось тем утром, когда крэнки прибыли, только не так сильно.

Ужас и беспокойство пробежали по его телу, подобно потоку по мельничному колесу. Ветер завыл, а молнии стали прочерчивать огненные кресты, ударяя в деревья и воспламеняя ветви. Раскаты грома эхом отдавались о Катеринаберг, нагромождаясь друг на друга и медленно затихая вдали.

Непродолжительная буря стихла. Деревья какое-то время еще гнулись, затем замерли.