— Он посрамил нас всех, дитя мое, — сказал я. — Он посрамил нас всех. — Я оглянулся вокруг на высокие дубы и буйство прекрасных горных цветов — ясменников и лютиков, — прислушался к перестуку дятлов. Пожалуй, в конце концов, у Дитриха были прекрасные похороны.

Джуди глубоко вздохнула, вытерла слезы и сказала:

— Давайте скажем остальным.

* * *

Генрих дал указания, как копать.

— После стольких лет гроб рассыпался. Все будет заполнено глиной. Ройте, пока не наткнетесь на деревянные фрагменты, после этого перейдем к скребкам.

Гус и Сепп, второй рабочий, начали копать чуть в стороне от могилы. С течением веков останки осели, предстояло углубиться довольно основательно. Работники орудовали лопатами так, чтобы стенки раскопа сужались книзу и не обрушились. Оба происходили из старинных семей Брейсгау. Предки Руса на протяжении веков были каменщиками, а Сепп Фишер вел род из давней семьи рыбаков, промышлявших на реке Дрейзам.

Был уже глубокий вечер, когда начались раскопки, но Генрих оказался готов к темноте, припася газовые фонари. Не забыл он также палатки и спальники.

— Мне не хотелось пробираться назад на ощупь в темноте, — сказал он. — Вспомни Ганса и Грету.

Только когда вечернее солнце стало садиться за горизонт, мы поняли, как солдаты обнаружили надгробие. Свет проникал через брешь в листве и падал на камень, заостряя изображенный на нем рельеф. По какой-то природной аномалии только под этим углом и в таком освещении черты выступали наружу, словно камень проецировал голограмму. Гус и Сепп согнулись над лопатами и ничего не заметили; но Генрих стоял совсем рядом и, услышав, как ахнула Джуди, повернулся и все увидел.

Это было лицо богомола и в то же время нет. Огромные и выпуклые глаза; резчик даже сумел сделать их фасеточными, и теперь они казались подобны бриллиантам на инопланетном лике. (Я знал, при жизни эти глаза были желтого цвета.) На рельефе виднелись следы того, что могло быть антенной, или усиками, или чем-то совершенно иным. Вместо мандибул насекомого мастер изобразил некое подобие рта, пародию на человеческие губы и подбородок. Джуди схватила меня за руку. Я почувствовал, как ее ногти впились в мою кожу. Том дергал себя за губу. Это лицо мы видели в церковном склепе.

Генрих замер и молча смотрел на камень. Все понимали — это не человеческий портрет, искаженный временем. Это демон. Или что-то похожее на демона. Люрм повернулся и посмотрел на нас, оценивая реакцию. Солнце опускалось все ниже, и лицо тускнело.

— Я думаю, — сказал он, — надо его зарисовать.

* * *

Луна словно привидение парила над верхушками деревьев, когда Гус наконец наткнулся на что-то деревянное. Газовые горелки шипели и плевались, вкрапляя мерцающий круг света в темноту леса. Джуди сидела на коленях подле ямы, закрыв глаза. Я не знаю, молилась она или спала. Я едва мог рассмотреть головы мужчин в раскопе.

Том подошел и встал рядом со мной. Он держал в руках сделанный Генрихом набросок лица пришельца. Ганса, напомнил я себе. Не «пришельца», а Иоганна фон Штерна, индивидуума; кого-то, кто умер давным-давно, вдалеке от дома, в компании незнакомцев. Что он чувствовал перед смертью, когда всякая надежда была потеряна? Какие эмоции проносились в инопланетном разуме? Значит ли мой вопрос хоть что-то? Играли ли роль адреналина неизвестные нам энзимы, циркулировавшие в его крови? Была ли у него кровь вообще?

Том показал на небо, хмыкнув:

— Полнолуние. Неподходящее время, чтобы раскапывать могилу Дракулы. — Он попытался улыбнуться и показать, что шутит.