"Бедный Борис! Как-то проводит он эту ночь? Милый, любимый!.. Что он переживает сейчас? Хорошо еще, что Рудольф повидался с ним и успокоил его относительно дальнейшего. Скорее бы прошла эта ночь!"

Китти вызывает еще раз в памяти любимое лицо, темные глаза, энергичные губы и улыбается. Девушка так и засыпает с этой улыбкой.

Китти просыпается сразу, мгновенно, как будто от какого-то толчка, и сразу же садится на постель.

— Что такое? Борис? Мама?

В комнате светло. Ярко горит электричество. Со стены по-прежнему надменно глядят суровые глаза немецкого императора. У ее ложа стоит Рудольф и пристально смотрит на нее.

— Что такое? С мамой что-нибудь? Да говорите же, говорите, не мучьте, ради Бога! — восклицает Китти.

Теперь уже сознание приходит к ней. Инстинктивно она натягивает сползшее с плеч одеяло. Но глаза Рудольфа следуют взглядом за каждым ее движением. И вдруг дерзкая улыбка раздвигает его губы.

Эта улыбка, этот красноречивый, полный жестокости, плотоядный взгляд сразу объясняют все Китти. И ужас, ужас застигнутой в горах диким хищником лани, заставляет девушку содрогнуться. Теперь ее глаза с мольбой и страхом глядят в это самодовольное лицо.

— Что вам надо здесь, Рудольф? — находит она наконец в себе силы произнести.

Штейнберг с отвратительным спокойствием говорит:

— Я пришел за наградой. Или вы этого не поняли? Или вы думали, что такая ценная услуга, как спасение жизни любимого жениха, должна обойтись даром его невесте? Да и к тому же, если вы припомните, у нас с вами еще остались кое-какие неоплаченные счета, по которым пришло время уплатить.

— Что?

Теперь Китти окончательно поняла, зачем пришел к ней этот человек, чего он от нее хочет. В первое мгновение у нее является порыв закричать диким, животным, пронзительным криком. Но затем она сразу соображает: она беззащитна, одна в стане врагов. Конечно, все те, кто сбежится на ее крик, примут его сторону. Убить Рудольфа? Но чем? Он к тому же сильнее ее.

Как бы в подтверждение этой мысли, Штейнберг неожиданно быстро, звериным, сильным жестом захватив обе ее руки в одну свою, другой свободной рукою крепко и сильно прижимает ее к себе. Китти слабо вскрикивает; в ее лице ужас.

— Борьба бесполезна… Сдавайтесь, фрейлейн! Малейшее упорство, и я донесу на господина Мансурова как на шпиона. Без сомнения, поверят мне, а не вам. Вы видите ясно: его жизнь в моих руках.

— О, подлец, подлец! Я убью себя, если вы осмелитесь ко мне прикоснуться, или… — шепчет Китти и бьется в его руках…

За белые шторы пробивается июльский рассвет. Рудольф Штейнберг выходит из своего кабинета. В дверях он останавливается и спокойно, нагло глядит на находящуюся в полуобмороке Китти.

— Через несколько часов господин Мансуров будет здесь, — бросает он. — Приготовьтесь встретить его. Что же касается меня, то мне более ничего от вас не надо, фрейлейн!

Глава 5

Сентябрь. Тихие и грустные, падают, умирая, сухие листья. Серое небо бледно, как призрак чего-то далекого, когда-то яркого, молодого. Короткие дни, пронизанные дождем, истерзанные ветром, проходят один за другим. Бесконечно длинные тянутся ночи. Деревья, обнажающиеся постепенно, еще разноцветны и красивы. В аллеях барского сада их намело целый ковер. Высохший, шуршащий, он кажется живым, когда по пестрой его поверхности пробежит ветерок. Шум сухих листьев говорит о смерти, о давно погибших, о еще недавно пламенных надеждах, о ярких мечтах.

Весь август был прекрасен, золотой, алый, овеянный солнцем. Теперь погода круто изменилась к худшему.