Но он же теперь учитель, вспомнил он. Учитель, который ждет не дождется конца занятий. А ученики страстно жаждут продлить их, впитать каждое бессмысленное слово. В конце концов, он, Джей Макинтош, – человек, который написал «Три лета с Пьяблочным Джо». Писатель, который никогда не писал. Учитель, которому нечему учить.

Подумав так, он расхохотался.

Должно быть, что-то в воздухе, решил он Дуновение веселящего газа, аромат дальних странствий. Бубнящая девица сбилась, замолкла – а может, уже дочитала – и уставилась на него с безмолвным упреком. Она так походила на Керри, что он не удержался и снова захохотал.

– Сегодня я купил дом, – внезапно сказал он.

Они молча смотрели на него. Юноша в байроновской рубашке старательно записал: «Сегодня… я купил… дом».

Джей вытащил брошюру из кармана и снова посмотрел на нее. Она измялась и запачкалась оттого, что он все время ее теребил, но при виде снимка сердце его екнуло.

– Ну, не совсем дом, – поправился он. – Шammo. – Он снова засмеялся. – Так его называл Джо. Его шатто в Бордо.

Он открыл брошюру и зачитал описание. Студенты покорно внимали. Байроновская Рубашка конспектировал.

– «Шато Фудуин, Ло и Гаронна. Ланскне-су-Танн. Это подлинное шато восемнадцатого века в сердце самого известного винодельческого региона Франции включает в себя виноградник, фруктовый сад, озеро и обширные неокультуренные земли, а также гараж, винокурню в рабочем состоянии, пять спален, приемную, гостиную и подлинные дубовые стропильные балки. Возможна перестройка». Конечно, мне пришлось заплатить немного больше, чем пять тысяч фунтов. С тысяча девятьсот семьдесят пятого цены выросли.

Секунду Джей гадал, многие ли из них уже хотя бы родились в семьдесят пятом. Они молча смотрели на него, пытаясь понять.

– Прошу прощения, доктор Макинтош, – встряла девица – она так и не села и сейчас глядела на него довольно агрессивно. – Вы не могли бы объяснить, как это связано с моим заданием?

Джей снова засмеялся. Внезапно все показалось ему забавным, нереальным. Можно выкинуть все, что угодно, сказать что угодно. Норма на время забыта. Он сказал себе, что именно таким и должно быть опьянение. Оказывается, все эти годы он напивался совершенно неправильно.

– Конечно. – Он улыбнулся ей. – Это, – он поднял брошюру, чтобы всем было видно, – это самый оригинальный и выразительный художественный текст, который я видел с начала семестра.

Тишина. Даже Байроновская Рубашка оторвался от конспекта и уставился на него, открыв рот. Джей широко улыбнулся классу, ища отклика. Все тщательно следили за собственными лицами.

– Что вы тут делаете? – внезапно поинтересовался он. – Чему вы надеялись научиться на этих уроках?

Он старался не засмеяться над их шокированными лицами, над их благовоспитанным потрясением. Он чувствовал себя моложе любого из них, провинившимся учеником перед полной комнатой косных, педантичных учителей.

– Вы молоды. У вас богатое воображение. За каким хреном вы пишете о чернокожих матерях-одиночках и наркоманах из Глазго и лепите куда попало слово «блиадь»?

– Но, сэр, вы дали задание.

Агрессивная девица не сдавалась. Она сверлила его взглядом, сжимая отвергнутое задание тонкими пальцами.

– К черту задание! – весело вскричал он.