Я кивнул ей, понимая, что сейчас страх и снобистское жеманство больше не были нужны ей. Не так уж много человеческих знаний надо было иметь, чтобы понять, что происходило между командиром и врачом. Они прилагали все усилия, чтобы скрыть это не только от себя, но и от остальных, но обмануть кого-либо на самом деле вряд ли смогли.

— Все будет хорошо, Жаклин, — сказал я ей. — В рубке управления находится отнюдь не идиот.

Ей еще раз показалось, что старый тупица хочет пойти на прорыв. Когда я назвал ее по имени, глаза девушки сердито блеснули, но потом лицо ее расслабилось и она улыбнулась, как бы давая вонять, что наш главный врач уже в полном порядке.

Но для ЭУР2002 началась самая необычная часть полета, наполненная приключениями.

* * *

Теперь отношения больше не были такими ясными и безоблачными, как прежде. На борту корабля находились частички субстанции тумана, проникшие в корабль на поверхности и принесенные в шлемах скафандров. Я предполагал, что концентрация субстанции вполне достаточна, чтобы информировать центр тумана о наших мыслях, и, напротив, считал в высшей степени невероятным, что туман может влиять на наше мышление. Итак, нужно было, как и прежде, соблюдать величайшую осторожность. Дневные мечтания и свободный ход мыслей были недопустимы, так как могли выдать туману наши истинные намерения. Соблюдение мер предосторожности, разумеется, касалось только Жаклин, Вишера и меня, кто был связан с туманом, остальные же члены экипажа могли думать, о чем хотели. Великий Мастер уже давно знал, что они рассматривают его как врага.

Мы с Жаклин не заметили беспокойства, которое должно было подняться на палубах и в коридорах корабля. Мужчины и женщины, приходя в себя, отправлялись в свои каюты и другие помещения, обнаруживали, что система охлаждения за это время преодолела убийственную жару, и в первый раз узнавали, что ЭУР2002 находится в открытом пространстве. Они видели на экранах свободно парящий шар планеты, которую мы только что покинули.

Вишер продолжал вести корабль, пока, по его оценке, все не пришли в себя. На экранах интеркома рубки управления он видел все общественные и технические помещения корабля.

По всеобщей связи он проинформировал экипаж:

— Я снова беру на себя командование кораблем. Мы будем действовать по плану, разработанному мной, первым офицером Барлеттой и главным врачом Ромадье. Прошу сообщить, соблюдается ли спокойствие, так как мы находимся в критической фазе нашего мероприятия. В случае необходимости я вправе принять жесткие меры для подавления бунта на корабле.

Это были жестокие слова, однако я ни секунды не сомневался — и Вишер тоже не страдал наивным оптимизмом, — что такие люди, как Байер, будут подкладывать нам свинью за свиньей, так как были слишком опытны, чтобы устраивать открытое восстание. Они будут планировать, разрабатывать тактику и искать пути и средства, чтобы доставить нам трудности.

* * *

Через десять часов после старта на борту погас свет. Всеобщее оповещение и интерком отключились. Было нетрудно понять, что произошло. Байер со своими людьми захватил силовую установку и произвел на ней соответствующие переключения.

Однако он мало чего достиг этим. В каждом помещении корабля находился аварийный источник питания от батарей, и уже через секунду после того, как в агрегатном отсеке погас свет, вспыхнули лампы аварийного освещения. Мы попадем в бедственное положение тогда, когда истощится заряд батарей, но до этого в Тибре утечет много воды. Я рассчитывал на то, что интеркомсвязь с рубкой управления, а значит и с Вишером, вскоре будет восстановлена, но, к сожалению, ошибся. Байер, вероятно, позаботился, чтобы коммуникационная связь была отрезана.