Идет дождь, и улица полна темных фигур, кучкующихся в плохую погоду. Немного людей разговаривает и никто не поёт, не выкрикивает слоганы. Это чертов город-призрак. Вонь от приготавливаемого мяса буквально выворачивает меня. Мне кажется, меня вырвет прямо посредине улицы. Ребятам будет над чем посмеяться. Мы заходим в кафе, и я заказываю яйца на тосте. Их и пачку чипсов. Все выглядит аппетитно, и я тянусь в сторону Рона за кетчупом. Мы пьём кофе, и это согревает меня. Люди строились в очередь к стойке за чипсами и маринованным луком. Некоторые берут рыбу и пироги. Окна запотели, и одна баба покрылась потом как монстр, пожирающий за ужином свою третью порцию. Тушь потекла по ее лицу, похожее на лицо надувной куклы. Это тёлка, о которой я говорю, была настоящим подарком. Не могу припомнить ее имя. Это было давно. Ценила внимание, потому что вся красота была на коже.Когда мы выходим из кафе через полчаса, улицы – пусты. Никто не крутится, празднуя победу Уимблдона. У этой команды немного фанов, не говоря уже о команде болельщиков. Все они грейхаунды и убийцы на сексуальной почве. В мире немного клубов, о которых стоит говорить, когда дело доходит до хруста костей. Большинство бесполезны. Мы прошли мимо метро к Норт Энд Роуд и зашли в паб со столами для бургеров и салатов. Там несколько тёлок, сидящих за круглым столом, и Марк подмигивает им со всей тонкостью болельщика Челси, бьющего морду болельщику Шпор. Род направляется прямо к бару. Мы садимся за стол, и я опрокидываю половину моей пинты пива. Мне не стоило бы пить, потому что я принял лекарство, ну и хрен с ним. Это же вечер пятницы, и пусть все идет на хуй. Выпью пару пинт и поймаю такси домой. А эти двое пусть продолжают.- Моя старушка, мамочка, начала встречаться с этим долбанутым фаном Арсенала, – говорит Марк. – Он на десять лет моложе ее. Он брат одной женщины, с которой она вместе работает. Я встретился с ним на прошлой неделе, когда зашел к ней. Здоровенный мудак, с татуировками на обеих руках, как будто он охрененный Ангел Ада, за исключением того, что он лысый и разговаривает так, как будто у него каша во рту.- Это должно было случиться раньше или позже. – Род посмотрел на кучку девушек, слишком громкоговорящих, пытающихся обратить на себя внимание. – Твой старик умер три года назад. Немного женщин продержатся так долго.- Я знаю все это, и я не имею ничего против и не наезжаю на нее. Но, тем не менее, странно прийти и увидеть ее сидящей на диване с незнакомым человеком, смотрящим телевизор. Очень похоже на то, как они делали это обычно вместе с моим стариком.- Твой отец наверняка хотел бы, чтобы у нее появился кто-нибудь. Она хорошая женщина. Она не должна оставаться одинокой до конца своей жизни. Не в ее возрасте. Она по-прежнему молода.Всем нравилась мать Марка. Она была добра к нам, когда мы были детьми. Всегда делала нам сэндвичи, когда мы приходили. Сэндвич и стакан молока. Смерть мужа почти убила ее. Он был в порядке. Ни дня не болел и выглядел моложе своих лет. Затем внезапно пожаловался на головную боль. Тем же вечером он пошел помочиться и упал мертвым. Вот так то. Доктора сказали, что это тромб в мозгу. Сегодня он сидит здесь, смеется в кругу своей семьи, а на следующий – он в похоронном бюро, где ему выпускают кровь. Чем бы ты ни занимался в жизни, всегда есть что-то, что ждет тебя за углом. Именно поэтому эти сонные суки, ноющие насчет футбольных фанов, избивающих друг друга, не вписываются в порядок вещей. Нас интересуют только фаны других команд и нам наплевать на всех остальных. Они позволяют долбанным педерастам и садистам истязать друг друга. Но когда дело доходит до чего-нибудь вроде кусочка насилия, связанного с футболом, они взбираются на свои подиумы и начинают проповедовать.Что они намереваются получить за свои речи? Они верят, что поднимутся на небеса и будут жить счастливо до конца мира? Или будут жить здесь, на земле, обретя бессмертие, как проповедуют эти религиозные психи, которые приходят к вам и будят вас в восемь воскресным утром? Они сумасшедшие, большинство из них. |