Потом краем глаза он заметил, что Том Голдман отделился от толпы, собравшейся вокруг Роксаны.

   Кровь его ускорила бег. Ну что ж, теперь его шанс. Пробормотав извинения жене какого-то телевизионного продюсера, Сэм направился к террасе.

   — Леди и джентльмены, извините меня, — громко сказал он. — Я должен завладеть этой красавицей на несколько секунд.

   — Это ваша последняя клиентка? Да, Сэм? — поинтересовался один из поклонников Роксаны.

   — Да, — ответил он, гордо улыбнувшись.

   — Счастливчик, — сказал еще кто-то, и все засмеялись.

   Гости отошли.

   Роксана Феликс прислонилась к мраморной колонне и холодно разглядывала главу своего агентства.

   Сэм посмотрел на нее.

   В мягком свете японских фонариков Роксана Феликс с волосами, обрамленными венком из бледно-розовых роз, напоминала ему картины британских художников. Как же они назывались? Прерафаэлиты? Да. Правильно. Прерафаэлиты. Гладкая кожа, шелковые черные волосы, полный кроваво-красный рот. Глаза темные, мрачные, как грех, изящная совершенная фигура одновременно и скрытая, и открытая почти прозрачным платьем. Само искушение. Как Ева перед Адамом.

   Хотя нет. Наверное, нет. Скорее, так рисовали викторианцы своих дам, казавшихся чистыми, воздушными, как призраки. Но Роксана и на них не похожа. Она, пожалуй, воплощение всего, что ему довелось увидеть на экране за все годы жизни, и всего, о чем он мог фантазировать и мечтать. Все в ней было. Секс буквально источался каждой мельчайшей порой ее безупречно гладкой кожи. Она не холодный манекен. Она женщина из плоти и крови. Она вызывала в воображении самые обжигающие сексуальные картины, какие только можно было представить. И даже то, как она сейчас стояла, с вызовом разглядывая его… Тело ее, казалось, готово к удару и в то же время грациозно и опасно. Пантера перед прыжком.

   Самая красивая женщина из тех, кого ему доводилось видеть в жизни. А Сэм Кендрик знал много красавиц.

   Желание ударило его словно молния, обожгло. Дикое.

   Страстное. Поразительное.

   — И что же теперь? — Голос у нее был низкий, чувственный, но тон совершенно стальной. — Что дальше, мистер Кендрик? Вы думаете, что можете вот так выдергивать меня?

   — Нам надо поговорить, — твердо заявил Кендрик.

   Он заставил себя посмотреть ей прямо в глаза. Боже!

   Да, она супермодель, но это вовсе не значит, что двадцатичетырехлетняя девка может грубить ему, Сэму Кендрику, на его же собственном приеме! Ему знакомы эти нотки в ее голосе. Точно такой тон он сам выбирает, желая изничтожить кого-нибудь из подчиненных. Или осадить студийных начальников, ругающихся с его клиентами. Тон команды.

   Тон человека, привыкшего к власти. О'кей. Значит, Роксана Феликс была в своем мире боссом. Но здесь другая вселенная. И здесь он Господь Бог. Ее надо проучить. Именно это он и собирался сделать. Сэм Кендрик не намерен уронить свою власть и свой авторитет перед какой-то ничтожной красоткой.

   — Я разговаривала. С теми джентльменами, которых вы столь грубо прервали.

   Охо-хох. Какой слог! Он достаточно наслушался всякой чепухи в этом духе от Кевина Скотта.

   — Слушай, принцесса. — Он увидел, как ее глаза прищурились от удивления и гнева, и ощутил мощный выброс адреналина. Трудное дело — выдать клиенту по первое число, совсем не то, что уволить. Приходится блефовать. Он знает, как она жаждет этой роли. В этих делах Сэм Кендрик эксперт.