Как ни жаль мне было их оставлять, я уже смотрел на небо и на заждавшееся солнце. Как авиалайнер на взлете, процессия круто взмыла вслед за мной под озадаченными взглядами пасущихся в парке оленей. Провожаемый многочисленными ахами и охами, Шеппертон быстро ушел вниз, впереди показался длинный изгиб реки. Меч‑рыба, дельфины и летающие рыбы призывно взмывали нам навстречу, вдребезги дробя серебряное зеркало воды.

Мы кружили над городом, поднимаясь все выше и выше. Прохладный воздух остудил разгоряченные головы моих последователей: мало‑помалу они приумолкли. Летевшие рядом со мной дети запрокидывали головы к солнцу, встречный поток струил их волосы. В подражание мне они держали руки прямо по бокам, у них и у их родителей, у старых и молодых были восторженные лица, лица людей, пробуждающихся от долго сна.

Мы были уже в миле над Шеппертоном, островком джунглей, отгороженным от внешнего мира сплошной бамбуковой стеной, амазонским анклавом, неведомо как оказавшимся в мирной долине Темзы. Улицы опустели, все жители были здесь, со мной, за исключением стариков из гериатрического отделения и моей семьи. Отец Уингейт стоял на берегу среди своего палеонтологического инструментария и ободряюще махал мне соломенной шляпой. Миссис Сент‑Клауд наблюдала за происходящим из окна своей спальни, не в силах поверить своим глазам – и все равно радуясь за меня. Старк вышел из катафалка, он распаковывал свой дельтаплан, словно намереваясь к нам присоединиться. Мириам, моя небесная невеста, так и не снявшая своего подвенечного платья, стояла на лужайке, окруженная не в меру страстными пеликанами, в ожидании, чтобы я сошел с неба и избавил ее от этих докучливых ухажеров.

Прямо над церковью я остановил процессию и подождал, пока подтянутся задние. Весь Шеппертон летал вокруг меня с вытянутыми по бокам руками – моя паства, сошедшаяся к службе в соборе моего неземного тела. Их лица утратили всякое выражение, без остатка ушли в почти летаргическое бодрствование. Прохладный воздух раздувал юбки девочек, играл волосами маленьких мальчиков. Их родители смотрели на мой сияющий образ, словно впервые узрев внутри меня себя самих.

Ближе всех ко мне была десятилетняя девочка, первой поднявшаяся в воздух, ее правая рука все еще сжимала шоколадку. Я взял ее за запястья и нежно привлек к себе.

Девочка судорожно затаила дыхание, боясь выскользнуть и рухнуть на пустые улицы, к смерти.

Я ждал.

Затем в приливе безоглядного доверия она схватила меня за руки и крепко обняла. Я прижал ее к своему нагому телу. Холодный воздух яростно пытался нас разделить, открывал сотни путей к нашей общей смерти внизу. Однако солнце сплавило ее кожу и мою воедино, и я вобрал ее в себя. Я почувствовал, как бьется ее сердце в моем, ее легкие торопливо хватали воздух в широких шатрах моей груди. Ее тонкие руки направляли движение моих рук, когда я протянул их через искрящийся воздух, чтобы обнять ее младшего брата.

– Стивен… иди сюда.

Я слышал ее голос, говорящий из моей гортани.

Мальчик помедлил, в его круглом лице отражалось солнце. Затем он бросился мне на грудь, словно ныряя в теплое озеро. Его голова прижалась к моей груди, его руки искали вход в мое тело. Успокоив Стивена, я впустил его в себя, проглотил его рот, прохладные губы и нежный язык, вдохнул его горячее дыхание, позволил ему войти в мою плоть и раствориться в ней.

С новыми силами, полученными от двух этих маленьких душ, я двинулся сквозь процессию, подзывая к себе сотни мужчин и женщин, широко раскинувших руки в безостановочно струящемся воздухе.

– Эмили… Аманда… Бобби…

Я быстро обнял всех остальных детей, следовавших за мною с самого утра, вобрал их узкие бедра в мои. Когда в глазах родителей появлялась тревога, я выпускал детей из себя, как некое доброе морское чудовище, исплевывающее миног, поселившихся у него в пасти. Они крутились вокруг меня, хохоча и размахивая руками, и я снова вбирал их в себя, одного за другим.