Придирчивым взглядом Митя окинул поджидающие седоков пролетки. Если бы отец умел жить, могли бы иметь собственный выезд, как все достойные люди, а не позориться в наемном экипаже.
– Не извольте беспокоиться, молодой барин, лошадка сытая, вмиг домчу! – Кучер распахнул дверцу пролетки.
Митя вскочил на подножку… и замер, пристально глядя на выезжающий из-за поворота черный фургон. Лошадь, вроде бы гладкая и ухоженная, копыта переставляла еле-еле, шкура ее непрерывно подрагивала, с боков падали хлопья пены. Широкие наглазники закрывали голову лошади почти целиком, кучера на козлах не было – человек в длинном, до пят, кожаном плаще вел коняшку под уздцы. Четверка городовых, придерживая сабли, шагала по обеим сторонам фургона. Они старались держаться солидно, но заметно было, что подходить к фургону близко опасаются. И только вездесущие мальчишки бежали следом, и глаза их горели отчаянным, жадным ожиданием.
Бабах! Изнутри ударило в стену – карета резко качнулась. Банг-банг-банг! Удары сыпались один за другим и… Трах! С треском вылетела сломанная доска. В дыру высунулась рука, кривые когти заскребли по задней стенке фургона.
Мальчишки восторженно засвистели, подскочивший городовой принялся тыкать посеребренной шашкой, заставляя шарящую руку втянуться обратно.
– На Петербургской стороне стервеца поймали, барин. – Провожая взглядом фургон, извозчик погладил мелко дрожащую кобылу. – Пятеро охотников ловили, так он четверых искусал, а уж простых людев загрыз и вовсе без счета! Даже барышень. Только зонтики от них и пооставались кружевные.
– Не охотников, а сотрудников Департамента полиции по стервозным и нечистым делам. И не загрыз: пару апашей из «рощинских» покусать успел, – рассеянно обронил Митя.
– Вам виднее, молодой барин… Как слыхал – так и рассказываю. Токмо ежели и так, впятером на одного стервеца – разве ж такие охотники… сотрудники… стервозные… в прежние времена-то были? В одиночку на цельное кладбище хаживали! Да в ту пору никто и не слыхивал, чтоб мертвяки по городу шастали. Лежали себе смирнехонько! Некоторые не шибко грамотные ходячих мертвяков за сказки почитали. – Ванька пару раз важно кивнул, точно как его лошадь.
– Мертвяки лежали смирнехонько, а охотники по целому кладбищу упокоивали, – меланхолично повторил Митя.
– Потому и лежали! Другой, может, и хотел бы вылезти – а боязно! А теперича, что неделя, ловят: то на Выборгской, то на Васильевском… Скоро они прямиком на Невском учнут поживу искать! Слабеет Кровная Сила, как есть слабеет!
– Ты говори, да не заговаривайся, – негромко буркнул Митя.
– И правда, что это я! – опомнился мужик. – Извиняйте, барин, все по дурости да со страху – экое ведь чудище повезли! Куда изволите?
– На Большую Морскую, в Яхт-клуб! – Митя повысил голос в надежде, что сказанный им адрес расслышит не только извозчик, но и юная барышня в сопровождении гувернантки.
– На лодочках, стал-быть, плаваете? – льстиво осклабился извозчик. – Дело хорошее…
– Погоняй, любезнейший, – сквозь зубы процедил Митя.
Стоит ли ждать от вчерашнего деревенского мужика понимания, что такое… Яхт-клуб! Даже в мыслях это слово произносилось с благоговейным придыханием. Члены Яхт-клуба не водили яхт, они, как сказывал Мите младший князь Волконский (пусть не лично ему, но он сам, своими ушами слышал эти слова, так что можно сказать, что и ему)… Так вот, как метко заметил князь, «члены Яхт-клуба ведут корабль политической жизни империи меж бурными рифами». На Большой Морской решались дела правления, налогов и акцизов, мира и войны, железнодорожных концессий и строительства флотов, создавались и рушились карьеры. |