Но для некоторых, тех немногих, кто был завязан на политике или подозревался в этом, это было время арестов и казней.
Грэйму Либеру и в голову не приходило ожидать какого бы то ни было посещения. Он уже собирался ложиться спать, когда в дверь позвонили и вошли четверо полисменов. «Политическая полиция!» - пораженно подумал он, моргая глазами на ордер, который ему предъявили.
- Вы пойдете с нами, историк Либер.
Они игнорировали его вопросы; у него не было выбора, пришлось идти. Они также захватили «вещественные доказательства», перетряхнув дом в поисках книг и рукописей, включая объемистый свиток его наполовину оконченной «Истории гражданской войны». Той же ночью он оказался в руках индивидуума, который называл себя прокурором.
Мужчина с лицом ястреба насмешливо и сердито смотрел на него сверху вниз.
- Где ваши друзья?
- Друзья!?
В ярости допрашивающий заскрипел зубами.
- Вы отрицаете, что вы член исторического общества?
- Да нет. Зачем мне это отрицать?
- Вопросы задаю я. Следовательно, вы также признаете, что являетесь пособником Мурнора Гелакта, президента этого общества.
- Слово «пособник» я вряд ли здесь употребил бы. Общество занимается чисто научными исследованиями. Мы не принимаем ничью сторону чисто из принципа.
- Не пытайтесь сбить меня никчемным либерализмом. Близится время, когда любое описание истории, написанное не политической полицией, будет считаться политической изменой, - прокурор покрутил ролики для чтения у себя на столе. На них был свиток «Магнум опус» Либера. - Вы только посмотрите на это! Измена, антиправительственная пропаганда и клевета на короля в каждой строке свитка!
- Неверно! - возразил Либер, откровенно обескураженный. - Ничего подобного. Я старался написать объективный отчет о войне…
- Не испытывай мое терпение, ты, высокомерный яйцеголовый! Если вы такие беспристрастные, почему тогда Мурнор Гелакт и другие члены общества ушли в подполье? Разве может быть более явное доказательство измены? - он бросил на историка ненавидящий взгляд.
После окончания войны Либер был отмечен как потенциально симпатизирующий бунтовщикам из-за его дружбы с принцем Переданом в прежние дни. По мнению прокурора, его просто терпели при дворе, чтобы иметь возможность наблюдать за ним, и в последние несколько недель оказалось легко собрать огромное количество обличающих свидетельств против невинного исторического общества.
- Ни Галакт, и никто из других членов не занимался предосудительной деятельностью, насколько мне известно, - неуверенно проговорил Либер. - Если в ваших обвинениях и есть хоть какой-то смысл, то они, должно быть, сформировали неизвестную мне подгруппу. Но, с моей личной точки зрения, то, что вы подразумеваете, - это нелепость. Мурнор не настолько глуп, чтобы совершить измену.
- Да, да, болтай, сколько хочешь, старый дурак, - прокурор презрительно махнул рукой. - К сожалению, твои друзья ускользнули от нас сейчас.
Тебе, несомненно, известно, где они скрываются, - он склонился неприятно близко к Либеру. - Тебе придется сделать гораздо больше, коротышка!
Шеф полиции Гринсект следил за разговором на видеоэкране в своем офисе. Дюжины видеоэкранов располагались около него, звук был приглушен, так что создавался слабый фон из воплей, визгов и стонов из комнат для допросов в подвалах дворца и наполняли воздух «запахом» нового правления, террора короля Максима.
«Этот старый ученый представляет интерес», - думал Гринсект. Позже, возможно, он и сам, лично, поразвлечется с Либером.
Звонок на столе сообщил ему, что с ним хочет говорить король. Гринсект включил линию.
Максим смотрел на него алчным взглядом:
- Вы уже начали работать с этой маленькой жабой?
Он имел в виду арестованного недавно шпиона, работавшего на бунтовщиков Лоренцев прямо в королевском дворце. |