— Не знаю, — пробормотал Павлик, — сам не понимаю почему. Сначала его ребят в Бельгии убили. Потом всех арестовали. Сейчас они во французской тюрьме. Мы ничего не понимаем. Пытались связаться, но установить контакты не удалось. В общем, не получилось.

— И не получится, — ответил Георгий. На столе не было ни вина, ни закусок. Георгий человек восточный, не мог унизиться до того, чтобы разделить трапезу со столь ничтожным типом. Поэтому официанты в кабинет не входили. Тем более что у дверей сидели два боевика, люди Георгия.

— Нам кто-то помешал, — выдавил Павлик.

— Надо было узнать, кто именно, — наставительно произнес Георгий, — и сказать об этом нам.

— Да, да, конечно, — Чертежник вытер со лба пот.

— В девяносто втором Чиряев силу свою хотел показать. Узнал имя одного из перекупщиков и полез на него. На хромого Абаскули полез. Чем это кончилось, ты, Павлик, помнишь. А сейчас он сбежал в Германию. Тебя просили найти человека, чтобы заставить Чиряева заплатить долги. Теперь, выходит, ты за него должен платить. Три миллиона долларов. У тебя есть такие деньги? Или нам посадить тебя на «счетчик» вместо него?

Глаза у Павлика округлились от ужаса. Сумма была невозможной, немыслимой, невероятной. Даже продав все свое имущество, он не соберет таких денег.

— Я не думал… я не знал, — бормотал перепуганный Павлик.

— Ты должен был найти и привезти в Москву Труфилова, — продолжал Георгий, — но не привез. Мало того, это сделал кто-то другой. А ведь Труфилов мог заставить Чиряева вернуть долг. Вся Москва гудела, все ждали, когда Чиряев заплатит. Очень уважаемые люди ждали. Если он не заплатит, другие тоже не станут платить. Тогда в городе снова начнется война. Страшная война, Павлик. И первой жертвой будешь ты.

— Мы его найдем, найдем, — бормотал Павлик, — обязательно найдем.

— Не найдете, — презрительно бросил Георгий. — Труфилов убит сегодня. В аэропорту. Чиряев работает лучше нас, хоть и в немецкой тюрьме сидит. Как ты сказал, контакты не удалось установить? А почему Жене Чиряеву удалось? Да ты вообще ничего сделать не можешь! Или не хочешь?

— Я узнаю, узнаю, обязательно узнаю, — бормотал Павлик, холодея от ужаса, — мы все узнаем. Я его достану…

— Поздно, — сказал, как отрезал, Георгий. — Теперь уже поздно, Павлик. Ничего сделать нельзя.

Чертежник задрожал от страха. Он понял, что подписал себе смертный приговор.

— Я не виноват, — бормотал он, — не виноват… Я сам не знаю… Хашимов не смог. Он не смог…

— Двенадцатого мая в Берлине состоится суд, Павлик, — напомнил Георгий, — послезавтра. Нужно показать Чиряеву, как нехорошо обманывать друзей. У него ведь остались в городе объекты, магазины, казино. Или я ошибаюсь?

— Нет, нет, не ошибаетесь, — Павлик облизнул губы. У него появился шанс. Возможно, удастся уйти отсюда живым.

— Он должен понять, как нехорошо поступил с нами, — продолжал между тем Георгий. — Надо его унизить. Все должны узнать, что он уехал за границу, не уплатив долги. Пусть он попсихует.

— Я знаю, — торопливо сказал Павлик, — знаю его женщину. Его знакомую. Его хорошую знакомую, — он говорил, от страха глотая слова.

— При чем тут его знакомая? — не понял Георгий.

— Вы же говорите, нужно его унизить, — облизнул губы Павлик. — Мы знаем, где она живет.