Фаллон почувствовал, что у него подкашиваются колени, он попытался опереться на ружье, но пальцы не слушались, и он начал сползать на пол. Кто-то кричал, все еще слышалась стрельба, а вдалеке раздался топот копыт.

Потом он умер… или так ему показалось.

Макон лежал тихо, боясь спугнуть этот чудный сон, ему нравилось лежать вот так и ни о чем не думать, не волноваться.

Но волноваться было о чем. Он должен уехать отсюда немедленно. Поллак скоро узнает, что золота на купленном им прииске нет и никогда не было.

Он медленно повернул голову и обнаружил, что это была его комната и в то же время совершенно непохожая на нее. Кто-то навел здесь порядок, повесил занавески и притащил кресло-качалку.

Фаллон ощупал пальцами глаз и забеспокоился. Опухоль спала. Значит, он лежит здесь уже несколько дней. Приподнявшись, он ощутил какую-то скованность: живот туго перетянут, нога забинтована.

Насколько серьезно он ранен? Сможет ли теперь сесть на лошадь, чтобы уехать?

Он снова попробовал шевельнуться. Бинты мешали, но двигаться он мог. Макон посмотрел в сторону двери, возле которой он положил дорожный мешок. Мешок исчез… потом он заметил его вместе с ружьем лежащими около двери в туалет.

С улицы слышался шум тяжело груженного фургона и голоса… кто-то засмеялся там, внизу, в баре. Фаллон совсем забыл про бар, но там есть задняя дверь, можно воспользоваться ею. Вопрос в том, сколько у него еще времени.

Он услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Шаги были женские. Он закрыл глаза, рука замерла на одеяле.

Войдя в комнату, она подошла к кровати, убрала его руку назад под одеяло и положила свою ладонь ему на лоб. Прикосновение прохладной руки было приятно. Затем поправила постель, которая и без того была в порядке, села в кресло — он услышал скрип его ножек — и тихо запела приятным голосом. Он почувствовал, что засыпает.

Когда Фаллон проснулся, уже было темно. Нет… Не совсем. Слабый огонек освещал комнату.

Кто-то говорил… Бреннан.

— Ну как он?

— Жив. — Это была Джиния. Ну конечно же, та женщина тоже была Джиния. Она не могла оставить его одного. — Сколько он будет лежать еще, тяжело сказать. — В ее голосе слышались тревожные нотки.

— Поллак спрашивал о нем. Он хочет поговорить с ним сразу, как только он придет в себя.

В этом не было ничего удивительного. Поллак заплатил ему десять тысяч долларов.

— Ты думаешь, он действительно собирался уехать? — спросил Бреннан.

— Совершенно точно. Он уже все приготовил для этого.

— Теперь не уедет, держу пари. Есть вещи, от которых людям не убежать.

— Он волен поступать, как захочет.

— Как знать. Говорю тебе, ему некуда ехать, ты же сама знаешь это. Кому знать это, как не тебе?

— Боюсь, вы ошибаетесь, — ответила она твердо. — Я не понимаю, что вы имеете в виду, мистер Бреннан.

— Он в ловушке, говорю тебе. — Казалось, Бреннан не очень-то этим огорчен, — и это Бреннан, которого он считал своим другом!

Фаллон продолжал тихо лежать, ожидая ухода Джинии. Тогда он попробует выбраться отсюда. Если повезет, к восходу солнца он будет в двадцати, а то и в тридцати милях от города.

Неожиданно Джиния подошла к буфету и достала бутылку. Он определил это по звукам, но все-таки открыл глаза.

Она стояла спиной к нему со стаканом в руке и наливала в него немного бренди.

Когда она повернулась, он быстро закрыл глаза.

— Выпей, — подойдя к нему, произнесла она холодно. — Тебе это поможет.

Он открыл глаза.

— Не помню, чтобы когда-нибудь я нуждался в выпивке, — ответил он, — но я выпью.