– Он бы и так рассказал. Совсем не для чего было тащить его в отделение.

– Да ладно тебе, Сашка, – миролюбиво буркнул Гавр. – Пусть мужик лучше у нас в отделе в камере поспит, чем с этими своими фуриями сражается. Ты же видел, как они его обрабатывают. Трое на одного, куда это годится!

– Так ты его просто пожалел?

– Думай, что хочешь.

Сам Григорий был очень рад своему задержанию и постоянно благодарил полицию и Сашу за то, что они его выручили из беды.

– Мужики, никогда не заводите себе столько баб. Ведь это же сплошная головная боль получается. Видели, что они со мной вытворяют? Еще чуть-чуть, в раж вошли и совсем бы убили. Одна Тома чего стоит, слон, а не девка! Когда она мне на грудь упала, я думал, сдохну. Но ничего, выдюжил тогда. А потом понял, не хватит моих сил на всех них. Не берите с меня пример, не делайте так.

– Если нас поучаешь, почему сам не живешь примерно?

– Потому что несчастный я человек! В силках своих страстей обитаю. Не могу противиться инстинкту. Как вижу женщину, с которой у меня ничего еще не было, голову теряю. Влюбляюсь и лечу к ней на крыльях любви.

– К Верочке тоже прилетел?

– Собирался, – признался Григорий. – Но не срослось у нас. Я надеялся, что бабы мои на приглашение поехать в ресторан с радостью откликнутся. Но тут гроза разразилась, они сказали, что никуда не поедут. И остался я с ними тремя. Поверите, как будто бы почувствовали чего-то. Хищницы! Так меня в оборот взяли, что даже минутку улучить, чтобы к новенькой кралечке шмыгнуть, я и то не мог. Прилипли ко мне с трех сторон, и всю грозу я с ними в обнимку был вынужден ходить. Ни на секунду меня одного не оставляли.

– Ну, допустим, но гроза ведь не век длилась.

– Точно. Когда эти упырихи от меня отлипли, то я скорей к Верочке. Зашел я к ней, и в глазах потемнело.

И Григорий снова заплакал. Вообще, для мужика он был слишком слезлив. И что три красивые женщины нашли в этом хлюпике? Чем он их очаровал?

Григорий между тем продолжал плакать:

– Лежит Верочка на полу в той самой проклятой комнате, а сама уже что ни на есть мертвая. Я сразу понял, что ничем тут уже не поможешь, шейка у нее сломана! Я сначала подумал, что это Томка сделала! Только у нее в ручищах такая сила, чтобы человека убить!

– И что же, Вера не кричала и не сопротивлялась?

– Наверное, она не поняла, зачем убийца к ней заявился. Нет, не кричала она. Тихо было, только три мои дуры от страха на грозу скулили. Хотя и странно, не могу припомнить, чтобы Томка куда-то одна бы отлучалась. Мы, как неразлучники, всю грозу вчетвером по дому шатались. Бабы вопили и кричали, что грома и грозы боятся, а я должен был при них быть, чтобы защищать.

– То есть Тома не могла убить Верочку?

– Получается, что не могла.

– А кто тогда? Ты?

– Нет! Я не мог! Я женщин обожаю! Любую спросите, никому из них от меня никогда никакой обиды не было. Через это дело и страдаю чрезмерно. Наглеют они, чувствуют мою слабину и дерзить начинают. А иные и вовсе язык распускают. А другие так и руки. Ну, это вы и сами видели.

– Видели, да.

Действительно, как ни лупили бабы своего Григория, он ни на одну из них не поднял руки, чтобы дать сдачи. Это говорило в его пользу. И разговаривать с ним Гавр стал куда мягче.

– Ты лучше вспоминай, кто еще в твоем доме был, – посоветовал он Григорию. – А то не отвертишься.

– Кто-то был. Проник во время дождя, пока бабы от грозы тряслись в одной части дома, в другой он Верочку и убил.

– И ты не заметил?

– А как? Дом большой.