— Слушай, ну он же тебе все равно не идет! — вскричала сестра и снова натянула джемпер на себя.

— Да, откровенно говоря, Саше он лучше, — подтвердила мать.

Что было делать? Вырвать у них свою вещь и запереть на ключ? Но ведь на сестре он действительно лучше смотрится. И я уже знала, что носить джемпер все равно не стану.

— Ну, забирай, — вздохнула я, — раз он тебе лучше…

— Подлецу все к лицу! — высказалась появившаяся в прихожей Тинка, поставив точку в нашей беседе.

Я побрела в ванную, чтобы смыть с себя трудовой пот, а также горечь от потери джемпера. Если вы думаете, что это легко, то глубоко ошибаетесь. В ванной все свободное место занято лошадью. Лошадь эту Геннадий начал изготовлять из папье-маше для какой-то авангардной постановки «Каменного гостя» по Пушкину. Уж не знаю почему, но он решил начать с задней части. Но припозднился, он вообще делает все очень медленно — ждет, когда вдохновение появится, а оно посещает Гену не каждый день. Так что когда режиссер потребовал показать ему лошадь, у Генки оказалась только задняя половина.

Я, конечно, не зоолог, но примерно представляю себе, как выглядит лошадь сзади — круп, две ноги и хвост. Так вот, у Гены лошадиный зад был какой-то угловатый и вообще не лошадиный. К тому же он не успел приделать хвост. Короче, Генка сам рассказывал, что режиссеру от его лошади чуть плохо не стало, а артист, который должен был изображать Каменного гостя, решительно заявил, что на этого крокодила из папье-маше он никогда не сядет. Вот так Гене с его половиной лошади указали на дверь. И денег, понятное дело, не заплатили. Что, на мой взгляд, совершенно справедливо. И этот недоделанный гений вместо того, чтобы бросить лошадиную задницу прямо там, в театре, припер ее обратно домой — жалко, видите ли, было своих трудов. Нам всем он заявил, что пристроит лошадь в постановку «Дон Кихота» в качестве Росинанта. И еще взял у меня денег на машину — в метро, ясное дело, Генку с такой дурой не пустили.

То ли про «Дон Кихота» Генка нам просто нахально наврал, то ли постановку вообще отменили, но только с тех пор половина лошади стоит в нашей ванной — ей, видите ли, нужна сырость, иначе пересохнет и развалится.

Очень осторожно, не делая резких движений, я влезла в ванну, взяла в руки гибкий душ и кое-как вымылась несильной струей. Потом вытерлась, опять-таки стараясь не размахивать руками, натянула спортивные брюки и футболку и отправилась на кухню, чтобы поужинать. Тинка что-то жевала, стоя у плиты.

— Мам, что поесть? — крикнула я.

— Там котлеты… — рассеянно сказала мама, появляясь на кухне с журналом в руках, — ты только посмотри, как прекрасно выглядит Мерил Стрип…

Тинка схватила со сковородки половину котлеты и запихнула в рот. Я заглянула под крышку — сковородка была пуста.

— Тина, — растерянно сказала мать, — я же просила Жене оставить…

— Кой черт! — мгновенно рассвирепела Тинка. — Там и было-то всего две штуки!

— Как — две? — Мама попятилась и села на табуретку. — Я все утро жарила…

Тинка очень красноречиво показала глазами в сторону комнаты сестры, откуда опять раздавались хихиканье и визг.

— Но не могу же я все время на кухне сидеть, как сторожевая собака… — вздохнула мама и виновато добавила: — Жень, там еще каша гречневая… и сыр…

Я достала из буфета тарелку и слишком сильно закрыла дверцу. Хлоп! — на голову мне свалился спичечный коробок.