Смутившись от его пристального взгляда, я спросила, хочет ли он есть, и получила утвердительный ответ. Половицы в нашем старом доме немилосердно скрипели, когда я шла к его узкой кровати. Поставив поднос на тумбочку, я села на край постели, стараясь не касаться своим задом его бедра, которое четко вырисовывалось под простыней.

Рука у меня дрожала, когда я принялась кормить его с ложечки. Улыбаясь, он похвалил меня за вкусный суп… После каждой ложки я вытирала ему рот салфеткой. Он съел все до последней капли.

Прежде чем уйти, я зажгла свечу. День выдался пасмурный, по карнизу стучали капли дождя, и в комнате было темно. Нервно теребя пальцы, я спросила, не надо ли ему вице чего-нибудь.

Вместо ответа он положил мне руку на талию. Я вздрогнула, как от ожога. Ласковым, но властным движением он усадил меня на кровать. Словно загипнотизированная его сияющими глазами, я потеряла контроль над собой. Он ласково погладил мое лицо, поиграл завитками волос на затылке, сказав, что такую прическу американцы называют «стилем Гибсона». Я попыталась повторить эти слова, дав ему повод посмеяться над моим ужасным произношением.

Его рука потянулась к воротничку моей английской блузки. Пробежав пальцами по кружевам, он нащупал камею, доставшуюся мне от покойной матери брошь, после чего одну за другой расстегнул пуговицы.

Сердце мое гулко забилось, когда он легонько сжал пальцами мою грудь, а потом пощекотал кончиком большого пальца сосок. Голова закружилась. Меня бросило в жар от стыда и наслаждения.

Он обвил рукой мою шею, привлек к себе и, когда голова моя очутилась рядом с ним на подушке, поцеловал. Я едва не потеряла сознание, ощутив у себя во рту его язык. Никогда не думала, что слияние губ дает ощущение интимной близости. На ферме мне не раз приходилось быть свидетельницей случек, и я считала, что процесс воспроизводства у людей происходит так же просто, как у животных. Я просто не представляла себе, что сердце может биться так сильно, а кровь нестись по жилам таким горячим, плотным потоком. Понятия не имела о том, сколько наслаждения таит в себе совокупление.

Его руки проникли мне под одежду, устремившись к самым чувствительным, интимным частицам моего тела. Я старалась их не касаться даже мочалкой во время мытья. Такие прикосновения церковь считала греховными. Но я не думала ни о грехе, ни об отце, ни о делах, которые ждали меня внизу. Сейчас для меня существовали только американец и его руки, ласкавшие меня.

Я услышала собственный стон, когда он погладил мягкие волосы у меня между ног, а потом своими умелыми пальцами исторг влагу из самых глубин моего существа. Затем указал на то, что было у него ниже живота, и резко, почти грубо, велел это потрогать. Странно. Я ежедневно касалась его тела, но сейчас, когда он просунул мою руку под простыню, туда, где у него росли мягкие курчавые волосы, испытала совсем другое, не знакомое мне чувство. Да и сам он был совершенно другим. Горячим, но не от температуры. Дышал прерывисто, но не бредил.

Он задрал мою юбку и потянул меня на себя. Я даже не успела напомнить ему о ране, потому что он сдвинул вверх лифчик и обхватил губами сосок. Я не могла произнести ни слова и, словно завороженная, отдалась…

Услышав телефонный звонок, Элизабет испуганно вскочила, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Она несколько раз глубоко вздохнула и все еще дрожащими руками сняла трубку.

– Алло.

– Привет. Это я. Что-нибудь случилось? – раздался в трубке голос Лайлы.

– Нет, все в порядке.

– Голос у тебя какой-то странный.

– Просто я занята.

– Новыми фантазиями? Лиззи, они сногсшибательные.

Целых три дня от Лайлы не было ни слуху ни духу, и Элизабет решила, что ее опусы либо слишком уж отдают графоманством, либо просто не понравились Лайле.