Сознание собственных талантов и достоинств ощутимо поддерживало, утешало Оливию, не давая ей окончательно впасть в уныние по поводу того, что Артур предпочёл другую девушку. «Он просто меня недооценил.»
С каждым днём Оливия всё больше уверивалась в серьёзности чувств молодого человека по отношению к подруге. Ей стало казаться, что сам Бог — ни больше ни меньше! — предназначил Артура и Люцию друг другу. И чем больше страданий причиняла ей эта мысль, тем более очевидной становилась. Оливия искала и находила подтверждения терзавшим её догадкам, она начала внимательно прислушиваться к тому, что говорили ребята, хотя прежде презирала сплетни: Артур якобы ходит целыми днями молчаливый и странный, он хочет устроиться на временную работу, чтобы купить кое-кому дорогой подарок и всё в таком духе.
А бедняжка Люция оказалась между двух огней — с одной стороны нежный напор юноши, к которому в ней зарождалось нечто жгучее, одновременно и мучившее её и манившее, а с другой стороны — вина. Ведь Оливия, что бы она сама ни говорила, страдала, и Люция, как подруга, не могла закрывать на это глаза. Как быть? Вероятно, она так бы и не сделала свой выбор, если бы не небольшая досадная размолвка между подругами.
Она произошла после завтрака, за которым Оливия с необычайной жадностью — Люция в очередной раз обратила на это внимание — поглощала оладьи с джемом, а потом внезапно встала из-за стола и собралась уже куда-то выйти, но подруга остановила её.
— Не уходи, пожалуйста, — сказала она, — вдруг он сейчас придёт. Если ты будешь здесь, то он не станет говорить об этом…
— Пусти, — в голосе Оливии почему-то присутствовали раздражённые нотки, она нетерпеливо постукивала подошвой сандалии, точно опаздывала куда-то и пережидала досадную задержку, — у меня голова заболела, мне нужно пройтись.
— Давай вместе, я не хочу тут оставаться, — по-прежнему просительно произнесла Люция.
— Нет, — отрезала Оливия, — мне нужно побыть одной.
— Но, Лив… — Люция почувствовала, как между ними что-то обрывается, тонкие шелковые ниточки — одна, вторая, третья… — Я боюсь. Вдруг я отвечу ему «да».
— Ну и пожалуйста, — с неожиданной дерзостью заявила Оливия, а через секунду раздражённо добавила, — Только оставь меня сейчас, ладно!?
Люция понятия не имела о том, что такое булимия. Никогда прежде она не сталкивалась с нею и просто не могла знать, что во время приступа любой, даже самый близкий и дорогой человек, вздумай он встать поперёк дороги к «освобождению», сразу становится врагом. Поэтому реакция Оливии показалась ей странной и неуместно грубой. Люция обиделась.
6
Вечер был прозрачен и тих, в небе низко висела жемчужная луна. В домике начала собираться молодёжь: вчера в посёлок приехали два каких-то студента, дальние родственники кого-то из местных, месяц-другой позагорать, покупаться в море — их пригласили посидеть. Новые лица в небольшом посёлке — всегда событие.
Одного из них звали Ной. Он был очень застенчивый, худенький, очкастый, бледный, но талантливый — успешно учился на математическом факультете. Ему сразу понравилась Оливия, и это заметили все, кроме неё самой: она слишком уж поглощена была своими страданиями, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Студенты принесли с собой несколько бутылок розового вина; молодёжь оживилась: девушки разрумянились, сделались немного смешливее и кокетливее, юноши осмелели, начали отпускать больше шуточек и ближе придвигаться к хорошеньким соседкам. Даже Ной выгадал себе местечко рядом с Оливией, и когда, неловко поворачиваясь, случайно задевал её какой-нибудь частью тела, нежная краска заливала его скулы и тонкую шею — это было очень мило и могло растрогать кого-угодно, но только не Лив — ей не было дела, она действительно ничего не видела — она смотрела в другую сторону, туда, где сидел Артур, и грусть, словно слышная отовсюду, но только ей одной мелодия скрипки, пронзала её сердце. |