– Отлично, мадам. Не могли бы вы нам объяснить, где вы познакомились.

– Когда мой муж воевал в Трансваале, ваша честь, этот человек тоже был там. Он был сержантом регулярной армии. Я встретилась с ним, когда приехала вслед за мужем.

– И вы были близко знакомы?

– О нет, господин председатель, в Трансваале мы встречались совсем нечасто. Я едва знала его по имени, да и то случайно – услышала во время боя. Естественно, наше с мужем положение никак не способствовало близкому знакомству с простым сержантом.

Председатель усмехнулся:

– Что ж, это понятно. В армии должна быть субординация. Ну, а после кампании вы продолжали видеться?

– Да, ваша честь, мы встретились на корабле по пути на родину. Плыли одним рейсом.

– И вы часто встречались?

– Да нет. Мы ехали первым классом, а он, конечно, вторым. Мы встретились случайно, когда проходили по второй палубе. Муж его узнал.

– Итак, отношения между вашим мужем и обвиняемым были, как говорится, шапочными?

– Не могу сказать, ваша честь. По крайней мере, у меня с ним были именно такие отношения. Впрочем, я знаю, что мой муж иногда прибегал к услугам Гарна для выполнения каких-то поручений.

Председатель покивал:

– Хорошо, мадам, мы к этому еще вернемся чуть позже. А теперь будьте так добры объяснить нам одну деталь: если бы вы встретили обвиняемого на улице несколько месяцев назад, вы бы его узнали?

– Наверняка, нет, – решительно ответила леди Белтхем. – И доказательством можно считать то, что в день его ареста я несколько минут говорила с ним, не подозревая, что этот оборванец и есть Гарн, которого полиция разыскивает по подозрению в убийстве моего несчастного мужа.

Председатель продолжал:

– Прошу меня простить, мадам, за несколько, гм… некорректный вопрос. И считаю своим долгом напомнить, что вы поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Он помолчал, затем спросил:

– Итак, мадам, любили ли вы вашего мужа?

Леди Белтхем вздрогнула и надолго замолчала. Губы ее беззвучно шевелились.

– Лорд Белтхем был намного старше меня… – наконец проговорила она. И, почувствовав, как двусмысленно прозвучали эти слова, поспешно добавила:

– Но, конечно, я испытывала к нему искреннюю привязанность и самое глубокое уважение.

На губах председателя суда появилась скептическая усмешка. Он выразительно посмотрел на коллег, привлекая их внимание к последним словам свидетельницы. Потом снова обратился к ней:

– Знаете ли вы, почему я задаю вам этот вопрос?

– Нет, ваша честь.

– Видите ли, до нас доходят настойчивые слухи, что обвиняемый был сильно вами увлечен. Итак, это правда?

Задавая последний вопрос, председатель сверлил женщину пронзительным взглядом. Та опустила голову и произнесла чуть слышно:

– Это ложь, ваша честь.

Тут Гарн, сидевший с каменным лицом, вдруг встал, скрестил руки на груди и, обращаясь к присяжным, сказал:

– Я заявляю перед всеми, что не испытываю к леди Белтхем ничего, кроме самого глубокого уважения! И считаю, что французскому правосудию не пристало верить слухам, которые распространяют гнусные лжецы. Да, я убил лорда Белтхема и признаюсь в этом. Но я не собирался бросать тень ни на его доброе имя, ни на имя его жены! По отношению к этой женщине я всегда был не более, чем простой сержант, случайный знакомый.

Председатель резко прервал его:

– Тогда объясните вразумительно, почему вы убили вашу жертву, если питали к ней такое уважение?

Гарн устало опустился на место:

– Ну я же столько раз говорил, господин председатель… Деньги! Леди Белтхем тут вовсе ни при чем.