Тут последовал окончательный, похожий на взрыв треск, и оторвался целый кусок палубы, к которому была привинчена лебедка. И этот механизм, все еще крепивший за траловый трос, за который их тащили на буксире, полетел через корму, по дороге ударив прямо в лицо юноше.

И наступила мгновенная, невозможная тишина. Суденышко сразу остановилось и закачалось на легких волнах. Пузырившийся след за кормой вместе с лебедкой и тралом исчез. Двигатель, залитый водой, наконец заглох. Оскарссон стоял в воде по бедра. Он поспешно стал пробираться к корме, где распростерлось тело Эббе, окрашивая воду вокруг красным и серым веществом. Оскарссон сгреб парня в охапку и присел на планшир, который лишь на несколько дюймов возвышался над водой. Заложенная при постройке плавучесть не давала судну затонуть, хоть палуба его и была залита водой. У юноши не было большей части головы, и Оскарссон, обнимая податливое тело, всхлипывал.

Он слышал, как где-то в тумане к ним быстро приближалось судно, но старику было наплевать. Теперь у него уже не будет дней с внуком, ни бесед с ним, и не покажет он ему рыбных мест, и не научит ловить. Теперь, до самой смерти, только старость и одиночество. И теперь он ждал эту самую смерть. Он сорвал узел с запястья, и кровь опять полилась из обрубков пальцев.

Из тумана как раз появился патрульный катер и застопорил ход. По воде разнесся громкий металлический голос:

— Вы в запретной зоне, немедленно покиньте ее. Прошу следовать за мной. Вы в запретной зоне...

Катер вплотную подошел к полузатопленному суденышку, и голос смолк. Над громкоговорителем появилось загорелое лицо юного лейтенанта-моряка и глянуло на старика с расстояния в несколько ярдов. И лицо это побелело.

Оскарссон глянул вверх на бледного юношу в мундире энсина.

— Трахни себя в задницу, морячок, — сказал он.

Гельдер тут же стал прикидывать, что он мог натворить. Ну, перебрал в офицерской кают-компании в вечер перед отходом в только что завершившийся поход по Северной Атлантике, но ведь все перебрали. Во всем же остальном он, как правило, оставался самым осторожным и корректным из офицеров. В результате он решил, что опасаться, вроде бы, нечего. Хотя он эстонец. Этого, конечно, может оказаться достаточно.

Он спустился на палубу вовремя, чтобы встретить их, вступающих на борт. Ни один из них не спросил на это разрешения.

— Капитан Гельдер? — спросил морской офицер.

Кто же еще, подумал Гельдер. Вопрос прозвучал как одна из формальностей, которые обычно сопровождают арест.

— Так точно, товарищ капитан, — отозвался Гельдер, подтягиваясь и отдавая честь. Он почувствовал глупость и неуместность воинских церемоний в его-то положении; тем более, что он уже пять недель толком не брился и не мылся. Хотя и мог, ведь у него условия получше, чем у экипажа, но команде нравилось, что их командир такой же грязный, как и они.

— Вы немедленно должны явиться в генеральный штаб в Ленинграде в распоряжение старшего офицера отдела кадров, — непреклонно сказал капитан и вручил ему конверт. — Здесь приказ и пропуск в главный штаб.

Гельдер взял конверт. Его позабавило это «немедленно». Ленинград-то шестьюстами милями южнее.

— Спасибо, товарищ капитан. Мне бы только принять душ и переодеться...

Он был в грязном хлопчатобумажном рабочем комбинезоне поверх толстого моряцкого свитера, которому полагалось быть белым. Уголком глаза Гельдер увидел, как к сходням только что подъехал и остановился грузовик. Грузовик, а не легковушка. Плохо.

— Времени на это нет, отправляйтесь сейчас же.

— Так точно, товарищ капитан. Мне бы только на секундочку, забрать экипировку из каюты.