На обратной стороне ограды устроены скамейки. С небольшими навесами от дождя и снега, чтобы можно было с удобством беседовать в любую погоду.

— Я вижу, что сигнал сбора приняли все, кому было нужно, и никто из посторонних, — констатирует Витош, на днях выпущенный из лицея с блестящей характеристикой. — Хотя прогулки в парке — не сидение в инете, чтобы возбуждать против нас старших. Слава вышним, что о содержании прогулок они не особо задумываются. Сады разбиваем, реку чистим, экологию улучшаем… Флиртуем помаленьку.

— И что? Сделанного не переделаешь, — говорит сугубо положительный Горан. — Не мстить же, в самом деле, вдогонку? Иначе не поспеваем.

— Месть — блюдо, которое следует подавать холодным, — говорит рыжий Радек, рефлекторно почёсывая веснушки, которые уютно соседствуют рядом с угрями.

Положительная Брежана хмурится:

— Мальчики, хватит с нас вашего стёба. Твоего стёба, Рад. Речь не о мести и даже не совсем о наказании тех, кто допустил. Лично я против директора ничего не имею — давление обстоятельств. Держался он прилично, очки тоже не втирал. Лицей ведь сохранился, и малявки…

— Со временем их хорошо обучат управлению. А также согласованию дел с власть имущими и примыканию к общепринятой точке зрения, — кивает умненькая Росица. Ответ в стиле ажурного словоплетения, что и ожидается.

— Вот именно, — кивает Малик. — Но не только этому. Идеальных людей из них не получится, а вот нестандартно и вольно мыслящих — сколько угодно. Президентский взвод будущего.

— О чём вы, братишки-сёстрёнки? Им и без того травма на половину жизни, — вздыхает Ярмила. — Арригу ведь все любили, так и липли к нему на большой переменке. Свой человек.

— Теперь их родаки надеются, что дети с горя обратно к ним прилипнут, — хмыкает Радек.

— Все старшие обожают иметь под собой кого поменьше. Все предки кичатся и бахвалятся потомками. Все дети повинны любить тех, кто их породил, — это почти что религиозная истина. Отрицать такое — почти ересь. Не напрасно в давние времена за убийство хозяина слугу поднимали на костёр, потому что хозяин для него — живой бог по плоти. Бог ведь тоже Отец или Сын, — говорит Росица.

— Роська, ты шо — зовсим з глузду зъихала? — вопит Гаяна, догадавшись по чистой интуиции. Иногда она чуточку фрондирует своей иноземной кровью.

— Это же не всех лицеистов касается, — утешает её Витош. — Только лучших по определению. Лауреатов всяческих наград и их покорных, бессловесных чад. Официальное лицо школы.

— Ты хочешь показать, что они — никуда не годные родители и члены совета, — медленно рассуждает вслух Малик. — И оттого к их мнению прислушиваться стоило поменее.

— Стихами оба заговорили? — отвечает Брежана. — Значит, дискредитировать и слегка принизить.

— Примерно так. По крайней мере, на первом этапе.

— Художественный свист. А, как говаривал Эрих Фромм, «от свиста в темноте светлее не станет». Обратного хода по-никакому уже не получится.

— История и так не даёт обратного хода, — как приговорил Витош. — Однако изменяя прошлое в глазах людей, мы прогнозируем и воплощаем будущее.

— Слова, слова, слова. А конкретно, мальчики?

— Конкретно, — кивает им всем Ярмила, — конкретно существует у нас в стране некая одиозная, всеми порицаемая и очень агрессивная контора, которая защищает детей против желания их родителей.