Египтолог отворил дверь вагончика и уселся снаружи. Воздух был свежим и чистым, а убывающая луна выглядывала между узкой полоской облаков и волнистыми очертаниями гор.

Он подумал о Саре, которая в одиночестве колесила по пустыне ночью, о Саре, которая солгала и, возможно, пользуется также своей красотой, чтобы следить за ним. Никто в этом лагере не был тем, кем казался, и Блейк осознавал, что не может испытывать никаких иных чувств, кроме недоверия. Единственным связующим звеном, труднодостижимым и ненадёжным, оставался Хуссейни, коллега, который подобрал его на улице в мороз во время его одинокого Рождества, — звено, которое могло быть разорвано в любой момент.

Египтолог закурил сигарету и попытался расслабиться, но с каждой минутой всё яснее отдавал себе отчёт в том, что находится в трудном и опасном положении, в положении, на которое никак не может повлиять. Эти люди, которые ночью носились по пустыне, эти отдалённые звуки, эти странные мерцающие вспышки на горизонте: что всё это имело общего с предполагаемой геологоразведочной деятельностью?

Блейк подумал, что они могут также прикончить его в этом месте, как только получат то, что хотят, или же шантажировать, вынудив к вечному молчанию.

Телефонный звонок прервал его размышления и заставил вскочить на ноги. Он влетел в вагончик и схватил трубку:

— Слушаю.

— Говорит Поллэк. Пришёл ответ для вас, доктор Блейк. Если ваш компьютер включён, то направляю его на модем. Передаю его вам напрямую.

— Отправляйте же, мистер Поллэк. Всё в порядке. Спасибо.

Хуссейни ответил ему таким же образом, с помощью иероглифического текста, и, похоже, прекрасно понял, что от него требовалось. Его сообщение можно было расшифровать лишь в приблизительном смысле, местами оно допускало лишь неясное или двусмысленное истолкование, но в нём присутствовала одна фраза, которая не оставляла ни малейшего сомнения:

Далее следовала приписка:

Гед Авнер распрощался с археологом Игелем Аллоном около часа ночи.

— Это было потрясающее посещение, профессор! — заявил он, едва успев появиться из туннеля под сводом Крепости Антония. — Как вы полагаете, сколько потребуется времени, чтобы добраться до конца туннеля?

Аллон пожал плечами:

— Трудно сказать. Это ведь не типовое строение, такое как дом, или храм, или лечебное здание курорта термальных вод, размеры которых нам приблизительно известны; туннель же может иметь длину и десять метров, и три километра. Странность заключается в том, что он, похоже, идёт в направлении Храма.

— Вот как, — протяжно произнёс Авнер. — Тогда я немедленно отдам приказ установить временные заграждения вокруг всего участка доступа к раскопкам и организую всё таким образом, чтобы в ваше распоряжение были предоставлены все средства для завершения изысканий как можно быстрее. С учётом того, где мы находимся, полагаю, вы согласитесь со мной относительно поддержания максимальной секретности всей операции. Напряжённость такова, что одно только сообщение о ней может спровоцировать чрезвычайно серьёзные инциденты.

— Да, — подтвердил Аллон, — считаю, что вы, безусловно, правы. Спокойной ночи, господин Коэн.

— Спокойной ночи, профессор.

Он удалился в сопровождении своего компаньона.

— Феррарио, — приказал он, как только они отошли на несколько шагов, — немедленно распорядись об установке временного ограждения и внедри пару наших агентов среди рабочих или техников на раскопках. Я хочу, чтобы меня постоянно информировали о том, что происходит там, внизу.

— Но, господин, — возразил офицер, — временное ограждение определённо привлечёт внимание и...

— Знаю, но мне кажется, что у нас нет другого выбора. Может быть, ты предложишь что-то получше?

Феррарио покачал головой.