* * *

– А ты оказался прав, – сказал Старик своему ослу, который как раз обгладывал куст чертополоха. – На такой войне можно и побывать!

Царю в голову пришла хорошая мысль – исследовать погреба городов, прежде поддерживавших правителя Кадеша. Старик, попробовав местные вина, заключил, что они уступают лучшим египетским, но в трудные времена сгодятся. Царского виночерпия Минмеса он все же предупредил: владыка будет горько разочарован.

По утрам, за завтраком, состоящим из жидкой ячменной каши, свежего молока, горячих лепешек и пары глотков белого вина, разгоняющего по телу кровь, Старик посматривал на стены Мегиддо.

И то, что он увидел сегодня, в туманное осеннее утро, его взбудоражило. Глаза у него были зоркие. Старик прищурился: никакой ошибки! На стене городские вельможи размахивали знаменем и воздевали руки к небу.

Старик прибежал к хижине Тьянуни, где занимался своим ремеслом брадобрей, уже успевший обслужить царя.

– Кто-то разворошил гнездо, и теперь осы жужжат вовсю!

Скоро весь лагерь пришел в волнение. Осажденные продолжали махать флагами. Действительно хотят переговоров или ломают комедию? Может, намерены подманить египетских парламентеров и расстрелять из луков?

Понимая колебания противника, правитель Кадеша лично сбросил со стены несколько луков и мечей.

– Они сдаются! – вскричал Старик. – Сдаются!

* * *

– Мегиддо капитулирует! – объявляет Тьянуни. – Правитель города и правитель Кадеша умоляют вас даровать им жизнь.

– Ими движет забота о подданных?

– Про подданных никто и не вспоминал. Они выслали вперед пятьдесят детей с драгоценными украшениями, дабы скрепить перемирие.

– Пусть эти два правителя и вожди племен, входивших в коалицию, выйдут из города безоружные и встанут на колени!

Узнав, что мой приказ исполнен, я выхожу из своего сколоченного наспех дворца.

Выстроившись ровными шеренгами, моя армия радуется безоговорочной победе. Меньше года назад, когда я только пришел к власти, кто мог представить, что гордый Мегиддо склонит передо мной голову и перейдет под власть Египта?

Мятежники трепещут. Их жизнь в моих руках, и они страшатся мести.

Глашатай Антеф читает текст клятвы, который я ему заблаговременно передал. Каждый из зачинщиков восстания должен ее произнести, и первым – правитель Кадеша.

– Никогда впредь не стану я бунтовать против фараона, моего повелителя, ибо он распоряжается моей жизнью. Я не подниму против него оружия, ибо удостоверился в его суверенном могуществе. По велению своего сердца он наделяет меня дыханием жизни!

Голоса клянущихся дрожат… Однако все понимают, что этот торжественный зарок, перед столькими свидетелями, бунтовщики дают не только мне, но и богам. И его нарушение ввергнет их в небытие.

Получив мое прощение, они все равно останутся трусами, утратившими авторитет в глазах соплеменников.

– Раз вы поклялись в верности, – говорю я, – можете идти восвояси.

Заговорщики с облегчением поднимаются на ноги. Им кажется, они еще легко отделались, а участь Мегиддо и пленников их не волнует…

Ни колесниц, ни лошадей они не получат – только ослов. Долгий путь домой им, правителям, которые привыкли командовать и красоваться, придется проделать на ишаках, как каким-то жалким торговцам. Унижение, столь же мучительное, как рана от стрелы. Глядя, как они неловко взбираются на ослов, солдаты смеются, и им вторят жители крепости. В Митанни настоящие вдохновители этого неудавшегося нашествия скоро узнают, чего на самом деле стоят их жалкие марионетки!

23

Я вступаю в Мегиддо.