— Ты здесь? Какими судьбами? — воскликнул я, спрыгнув с коня и подойдя к молодой женщине.

— О! — отвечала она. — По милости богов я избавилась от страшной беды… Злодей Пинехас похитил меня, усыпив каким-то ужасным зельем. Проснувшись, я увидела себя в его палатке посреди еврейского стана. Он стал говорить мне о своей любви и сказал, что я должна следовать за ним и всегда жить среди этого отвратительного народа. Тогда я выхватила у него из-за пояса кинжал и убила им его… Смотри, Нехо, — она сняла с груди кинжал, покрытый черными пятнами, и показала его мне с самодовольством, — это кровь Пинехаса.

Увидев, что он упал и кровь струей брызнула из его раны, я убежала и, растерянная, бродила по лагерю, ища выхода. Недалеко от последних шатров я встретила человека высокого роста и весьма представительной наружности. Остановив меня, он спросил, кто я и зачем бегаю по лагерю. Догадываясь, что это был сам Мезу, я бросилась к его ногам, рассказала всю правду и молила его отпустить меня в Египет. Он задал несколько вопросов о нашем семействе и родственниках и, когда я назвала своего деда, вздрогнул и глубоко задумался.

Через минуту поднял меня и ласково сказал: «Ты замужем, возвратись же к своим обязанностям. Законы моего Бога запрещают прелюбодеяние, и я не потерплю в своем лагере ни похищения, ни насилия. Но так как молодой и прекрасной женщине трудно путешествовать одной, то я дам тебе проводника». Он сказал что-то на своем языке окружавшим его евреям и удалился, сделав мне прощальный знак рукою. Немного спустя привели этого старика с его мулами и отпустили меня с ним. Теперь, Нехо, скажи мне, где Омифер, и проводи к нему, так как я не возвращусь к Радамесу.

Меня сильно взволновал рассказ Смарагды. Пинехас, этот мрачный, трудолюбивый человек, умер, убитый белой ручкой нежной, грациозной женщины, которую судьба побудила его похитить.

Дорогой я сообщил Смарагде обо всех событиях, о ране Омифера и предстоящем походе. Она стала умолять меня проводить ее в дом друга, где она будет скрываться до отъезда Радамеса, что я и обещал.

Передав свою спутницу Омиферу, от радости почти выздоровевшему, я поехал домой. Дни прошли в укладке вещей, прощальных посещениях, закупках и всякого рода приготовлениях к походу.

Накануне выступления Омифер прислал мне пару превосходных лошадей в подарок.

На следующее утро я встал и хотел отправиться к отцу, как вдруг Хэнаис вошла ко мне в комнату. Она совсем приуныла, и глаза ее распухли от слез.

— Я пришла проститься с тобой, Нехо. Через минуту ты пойдешь к родным, и бедная Хэнаис не посмеет тогда к тебе приблизиться. Твой отъезд на эту кровавую войну причиняет мне страдания, и если ты не вернешься, я не стану жить, потому что ты — всё для меня.

Рыдания помешали ей продолжать. Я страстно прижал ее к груди своей и покрыл поцелуями ее личико.

— Осуши свои слезы, Хэнаис, — отвечал я ей. — Если, благодаря богам, я вернусь жив и здоров, то клянусь, что женюсь на тебе, потому что никогда не любил и не полюблю никого так, как тебя.

Густая краска покрыла ее бледные щечки, и она прошептала с признательностью:

— Я не смею надеяться на такое великое счастье, но ласковые слова твои останутся у меня в памяти до последнего моего вздоха.

После краткой беседы и последнего поцелуя мы расстались, и я пошел проститься с матерью и Ильзирис. Отец же должен был сопровождать меня во дворец.

Прощание было тяжелое, бедные женщины заливались горючими слезами. Со стесненным сердцем я сел в колесницу и отправился во дворец.