– Из самых надежных источников, – заверил его Бурцев. – Вчера, пока ты тратил впустую время на именинах у знакомой своей матушки, мы с Каховским посетили Марью Антоновну. У нее присутствовал Чарторыйский. Вот он и рассказал все подробности прусского дела. Кому же еще знать о них, как не министру иностранных дел. К тому же он обмолвился, что государь поручил ему вступить в переговоры с французским торговым консулом в Петербурге месье Леппесом. Там что то касается наших кораблей, которые были задержаны осенью во французских портах. Вопрос, конечно, частный. Но знаешь, что это может означать? – Бурцев сделал многозначительную паузу.

– И что? – Денис равнодушно пожал плечами.

– То, что мы отплатим пруссакам той же монетой, что и они нам. Заключим с французами договор раньше ихнего, вот пускай тогда попрыгают!

– На месте нашего государя я бы не Чарторыйского, а тебя назначил министром иностранных дел, а заодно и командующим армией, – усмехнулся Олтуфьев.

– Представь, что я бы отказался, – парировал Бурцев, – уж больно головоломки много, и никакого удовольствия. Вот если бы вместо Бонапарта переговоры вела его супруга, я бы согласился, – он присвистнул. – Говорят, мадам Жозефина очень даже хороша собой. Или хотя бы наша общая знакомая мадам Бигготини. А так – скукотища, брат Денис, – Бурцев вздохнул с легкой печалью и потянулся. – Вот препирайся с ними, кому Ганновер, кому Тильзит. – Вдруг он оживился: – Во, смотри, кто к нам идет! Левушка, он знает куда как больше моего!

Денис остановил Митьку и, похлопав его одобрительно по лоснящемуся крупу, обернулся. Вдоль манежа, придерживая шинель, к ним направлялся Каховский.

– Денис, тут одна смазливая девица сунула мне записку и просила тебе передать, – сообщил он, доставая из перчатки смятый комок бумаги.

– Как вы обращаетесь с дамскими письмами, Лев, – показательно возмутился Бурцев и, прищурив глаза, отметил: – Аромат тонкий, с ноткой жасмина и, возможно, сирени. От мадам Жюли, готов поспорить!

– Ох, сдалось же мне с тобой спорить, – кисло поморщился на него Левушка. – От Жюли так от Жюли, какая разница. Записку мне передала горничная. Барыня же ожидает в экипаже напротив манежа. Очень просила тебя поторопиться.

– Как любопытно, – протянул Бурцев, подкручивая ус, – и что же она пишет?

– Я так полагаю, что тебя это не касается, – Денис отвернулся от него, – и от чего ты, Лев, – спросил он у Каховского, разворачивая письмо, – не присутствовал вчера на именинах у Акулины Игнатьевны Хвостовой, позволь тебя спросить? Я наслушался за тебя от матушки.

– Меня удивляет не то, что я не присутствовал, а то, как ты там оказался, – воскликнул возмущенно Каховский. – Мы ожидали тебя у Марьи Антоновны на Фонтанке!

– Увы, увы, вчера мне выпал черный билет, – вздохнул Олтуфьев, – бабушка попросила меня заехать на Адмиралтейский, чтобы привезти ей кое что из гардероба, а я имел неосторожность нагрянуть туда перед обедом. Вот все семейство и вцепилось в меня, мол, они собираются к Хвостовым, а у Сашеньки с Наташей нет кавалера. Я отказался ехать наотрез. Так не то что сестрица с подружкой, матушка самолично ударилась в слезы, папенька выступил с нравоучением. Так что пришлось уступить и битых три часа умирать от тоски среди девиц и старух. Вот такая вышла неудача, – он пробежал глазами строчки в письме. Их всего было шесть, написаны по французски робкой, дрожащей рукой:

Вы вправе осудить меня за дерзость, но после мазурки у Энгельгартов, с которой вы так поспешно удалились, вы больше не навещали нас. Молю о встрече. Жду с нетерпением.

Пощадите.

А.