Пощадите.

А.

Денис растерялся. Очевидно, что письмо было написано Алисой, если судить из рассказа Каховского, именно она ожидала его в экипаже недалеко от манежа.

– Да уж неудача так неудача, – продолжал Бурцев, но, без сомнения, сгорал от любопытства. Он все время привставал на носки, пока Денис читал письмо. – Молодцом только Елизавета Михайловна. Она обходится с твоими родственниками посерьезнее, чем ты. Взяла и переехала к князю Орлову. И что там говорят в обществе – ей все равно!

– Елизавета Михайловна может позволить себе по возрасту, – возразил Каховский и, поправив очки, спросил: – Ну, что там написано, Денис? Ты нам не расскажешь?

– Не расскажу, – строго ответил Денис и, передав Митьку Бурцеву, попросил: – Подождите меня, я вернусь скоро!

– Могу сказать только одно, это не девица Фелис – точно, – заметил Бурцев со значением. – Она бы уж не стала торчать около манежа, а нашла бы местечко поуютнее.

– Лешка, я был бы признателен тебе, если бы свои рассуждения ты держал при себе, – предупредил его Денис и, накинув шинель, направился к выходу.

Шел мелкий, мокрый снег. С Невы дул пронзительный ветер.

Приподняв меховой воротник, Денис спустился по ступеням. Его почти сразу окрикнули.

– Месье Олтуфьев? – шлепая чеботами по раскисшей снежной массе, к кавалергарду подошла молодая женщина в длинном бараньем салопе навыворот, подвязанном ярко красным кушаком. Голову ее покрывал черный цветастый платок. Лицо женщины, скрытое до самых бровей, покраснело от ветра, на нем бурыми вмятинами проступили оспины. Заметив, что на ее вопрос кавалергард ответил утвердительным кивком, она радостно улыбнулась и поспешно продолжила:

– Я – Марфа, горничная мадемуазель Алисы. Мадемуазель ожидает вас рядышком, – девица махнула рукой, показывая за угол, и подбитая мехом рукавица сорвалась с ее руки, щелкнув резинкой. – Идемте, идемте скорее, – схватив Дениса за рукав шинели, она потащила его за собой, в Конногвардейский проезд.

Карету Алисы, запряженную парой серых лошадей, он увидел сразу. Она стояла на обочине, на козлах дремал, завалившись на один бок, кучер.

– Мадемуазель очень волновались, что не сыщут вас тута, – тараторила Денису горничная. – Вы же знаете, с какой сложностью доводится молодой особе вырваться из дома. Цельную неделю случая поджидали, когда Анна Александровна уедут с визитами, а они все откладывали и откладывали. Вот сегодня отъехали после завтрака, так мадемуазель сразу же к вам засобиралась. Вы залазьте, залазьте внутрь, – девица распахнула перед Денисом дверцу кареты. Она еще что то рассказывала со сбивчивостью, но молодой человек уже не слушал ее. Все его внимание сосредоточилось на Алисе.

Мадемуазель сидела в глубине кареты, закутавшись в белый мех шубки. Тонкие руки в белых кожаных перчатках прижимали к лицу края светло лазоревой шали, поддерживавшей капюшон. Из за пышных кистей лица Алисы было совсем не видно, только сквозь пальцы просвечивали испуганные, округленные глаза, словно она сама больше всего прочего, больше него, пугалась собственной дерзости и решительности.

– Мадемуазель де Лицин, мое почтение, – несмотря на охватившее его волнение, Денис довольно официально приветствовал девушку, слегка кивнув.

Она не ответила ему.

– Садитесь же, садитесь, – настаивала служанка.

– Вы позволите, мадемуазель? – осведомился Денис с прежней сухостью.

– Прошу вас, – откликнулась Алиса едва слышно.

Денис сел в карету, Марфа захлопнула за ним дверцу. Теперь он остался с Алисой наедине. Мадемуазель молчала, все так же прижимая пальцы к лицу. Смирив волнение, Денис начал разговор первым.