Когда же европейцы доставили на острова спиртные напитки, кава исчезла. И вот теперь у Теи мужчивы и женщины сидели и ждали, когда подойдет апельсиновое пиво, чтобы устроить настоящую попойку. Нам было не по себе. Мы знали, что пьяный полинезиец собой не владеет, он на все способен. Несколько десятилетий назад, когда на Маркизских островах впервые появилось спиртное, были отмечены случаи кровавых оргий, островитяне ели человеческие головы.

И началось… Теи тоже зазвали в компанию, заставили пить вместе с другими. Даже детей напоили допьяна и малышку Момо. Хуже всех буянил здоровенный детина, метис по имени Наполеон. Он в пьяном виде вообще терял рассудок. Двух жен уже забил насмерть. Теперь он ухаживал за Хакаевой, вдовушкой, которая, похоронив мужа, пошла через гору в Уиа. До отъезда патера Викторина она заплатила ему, чтобы быть уверенной, что покойный супруг попадет на небеса. Теперь Хакаева опять ходила в невестах с цветком за правым ухом.

В ту ночь незваные гости несколько раз пытались забраться к нам, но они были слишком пьяны, и мы сталкивали их с лестницы. Тем не менее кое-что из подарков, отвергнутых Теи, исчезло. Шум стоял неописуемый. Нет, если так будет продолжаться, придется нам уходить…

Гости из Омоа явно не собирались возвращаться домой через горы. На другой день после попойки те из них, кто не слишком упился накануне, побрели в лес за новой порцией апельсинов для пива. К нашему ужасу, Теи Тетуа, шатаясь, доковылял до нашей хижины и стал звать меня хриплым, недобрым голосом.

Я спустился по лестнице. Теи уставился на меня воспаленными глазами и пробормотал «этоутемониэуатевасодисо».

Язык плохо слушался старика, и я не сразу разобрал, что речь идет о 17,5 франка. Столько мы платили Иоане и его друзьям, когда они строили нам дом. Теперь Наполеон и его приятели подбили Теи потребовать с нас жалованье.

— Но Теи, — сказал я, — какой тебе толк от денег? Ты вот не захотел взять от нас подарки — может быть, теперь возьмешь?

Но Теи не слушал меня. Повернувшись, он заковылял обратно через речку, твердя свое «этоутемониэуатевасодисо».

Понятно, Лив расстроилась. Да и я перестал ломать голову над загадкой, откуда пришли предки Теи Тетуа. Сейчас важнее было решить, куда нам самим деться. Здесь оставаться невозможно.

…Несколько дней спустя я сидел на нашей лестнице и смотрел в море. На участке Теи бездельники дожидались, когда поспеет очередная порция пива. Женщины, сидя нагишом в реке, плескались в свое удовольствие. Вдруг я заметил над горизонтом столбик дыма. Пароход! Первый пароход, увиденный мной с берега Фату-Хивы.

До сих пор я критически относился к историям о потерпевших кораблекрушение, которые, подобно Робинзону Крузо, очутившись на чудесном тропическом острове, нетерпеливо всматривались вдаль и ждали, когда их подберет какой-нибудь корабль. А теперь сам сидел, бородатый и длинноволосый, на лестнице робинзоновского домика в обрамленной горами зеленой долине и жадно следил за струйкой дыма. Над горизонтом показались мачты, потом труба, потом часть высокого черного носа.

Пароход приближался к острову!

Лив присоединилась ко мне. Уже весь пароход видно, идет наискосок, приближаясь к Фату-Хиве. Там, на палубе — люди из нашего собственного мира. Наверно, стоят вдоль борта и любуются красивым островом. Как мы любовались когда-то, приближаясь к Таити. Кажется, вечность прошла с тех пор.

Рассматривают в бинокль свайную хижину на берегу… И конечно, приняли ее за жилье островитян, потому что пароход стал удаляться, очевидно взяв курс на Таити.

Мы снова в одиночестве среди ненадежных людей.