Изменить размер шрифта - +
Она очень приветливо меня встретила; но Приимкова мой приезд просто обрадовал: этот добряк так и смотрит, как бы к кому привязаться. Дом у них очень уютный и чистый. Вера Николаевна и одета была девочкой: вся в белом, с голубым поясом и тоненькой золотой цепочкой на шее. Ее дочка очень мила и на нее нисколько не похожа; она напоминает свою бабку. В гостиной, над диваном, висит портрет этой странной женщины, поразительно схожий. Он мне бросился в глаза как только я вошел. Казалось, она строго и внимательно смотрела на меня. Мы уселись, вспомнили про старину и понемногу разговорились. Я поневоле то и дело взглядывал на сумрачный портрет Ельцовой. Вера Николаевна сидела прямо под ним: это ее любимое место. Представь мое изумление: Вера Николаевна до сих пор не прочла ни одного романа, ни одного стихотворения - елевом, ни одного, как она выражается, выдуманного сочинения! Это непостижимое равнодушие к возвышеннейшим удовольствиям ума меня рассердило. В женщине умной и, сколько я могу судить, тонко чувствующей это просто непростительно.

- Что же, - спросил я, - вы положили себе за правило никогда таких книг не читать?

- Не пришлось, - отвечала она, - некогда было.

- Некогда! Я удивляюсь! Хоть бы вы, - продолжал я, обратившись к Прилмкову, - приохотили вашу жену.

- Я с удовольствием... - начал было Приимков, но Вера Николаевна его перебила.

- Не притворяйся: ты сам небольшой охотник до стихов.

- До стихов, точно, - начал он, - я не очень; но романы, например...

- Да что же вы делаете, чем вы занимаетесь по вечерам? - спросил я, - в карты играете?

- Иногда играем, - отвечала она, - да мало ли есть чем заняться? Мы тоже читаем: есть хорошие сочинения, кроме стихов.

- Что вы на стихи так нападаете?

- Я на них не нападаю: я с детства привыкла не читать этих выдуманных сочинений; матушке так было угодно, а я чем больше живу, тем больше убеждаюсь в том, что все, что матушка ни делала, все, что она ни говорила, была правда, святая правда.

- Ну, как вы хотите, а я с вами согласиться не могу: я убежден, что вы напрасно лишаете себя самого чистого, самого законного наслаждения. Ведь вы не отвергаете музыки, живописи: отчего же вы отвергаете поэзию?

- Я ее не отвергаю: я до сих пор с ней не познакомилась - вот и все.

- Так я возьмусь за это! Ведь ваша матушка не на всю жизнь запретила вам знакомство с произведениями изящной словесности?

- Нет; как я вышла замуж, матушка сняла с меня всякое запрещение; мне самой в мысля не приходило читать... как вы это сказали?., ну, словом, читать романы.

Я с недоумением слушал Веру Николаевну: я этого не ожидал.

Она смотрела на меня своим спокойным взором. Птицы так смотрят, когда не боятся.

- Я вам принесу книгу! - воскликнул я. (У меня в голове мелькнул недавно мной прочтенный "Фауст".)

Вера Николаевна тихонько вздохнула.

- Это... это не будет Жорж Санд? - спросила она не без робости.

- А! значит, вы слыхали о ней? Ну, хоть бы она, что же за беда?.. Нет, я вам принесу другого автора. Ведь вы по-немецки не забыли?

- Нет, не забыла.

- Она говорит, как немка, - подхватил Приимков.

- Ну и прекрасно! Я вам принесу... да вот вы увидите, какую я вам удивительную вещь принесу.

- Ну, хорошо, увижу. А теперь пойдемте в сад, а то Наташе на месте не сидится.

Она надела круглую соломенную шляпу, детскую шляпу, точно такую же, какую надела ее дочь, только побольше немного, и мы отправились в сад. Я шел с ней рядом. На свежем воздухе, в тени высоких лип ее лицо мне показалось еще милее, особенно когда она слегка поворачивалась и закидывала голову, чтоб посмотреть на меня из-под края шляпки. Если бы не шедший за нами Приимков, если бы не прыгавшая перед нами девочка, я бы, право, мог подумать, что мне не тридцать пять лет, а двадцать три года; что я только собираюсь еще в Берлин, тем более что и сад, в котором мы находились, весьма походил на сад в имении Ельцовой.

Быстрый переход